Каждый Наследник желает знать… - Светлана Багдерина

– Ну ты эта!.. Г-герой!!!.. – восхитился голос за спиной, и к одной ручище с въевшейся под кожу грязью присоединилась вторая: – За это надо… в-выпить!

Доктор, понявший бесплодность сопротивления еще несколько часов назад, ухватился за ручку кружки, попытки с пятой – чисто случайно – умудрился попасть ей не в нового поклонника, а в его кружку, и рывком поднес свою тару к губам.

– В-выпить… – промычал он, засосал воздух, причмокнув, снова грохнул кружку на стол и заговорил, привычно и сбивчиво.

Они все хотели услышать это.

Так пусть слушают.

Так им и надо.

– Ты с-слышишь, ч-человек… Это… было уж-жасно… Они… здоровые… как… как… не знаю что… и тут я… с одним топором… и стетоскопом… наголо…

Вслед за выступлением Кириана компания их была вытащена из облюбованного ими тихого дальнего угла и пересажена с почетом за стол у окна, расчищенный отрягом с такой эффектностью. Виновник торжества, понуждаемый собственным конфузом и пинками товарищей, ретировался. А после этого каждый из воинственных еще десять минут назад шахтеров посчитал своим долгом если не посидеть рядом, то хотя бы выпить с кем-нибудь из них, похлопать восхищенно по плечу и задать какой-нибудь вопрос про битву в Арене, стремительно приобретающую окраску былинной эпичности даже в окосевших глазах королевского знахаря.

А поскольку артель на Седьмой Красногорской состояла из полутора сотен человек, половина из которых облюбовала в этот вечер «Скелет в шкафу», то мастер Фикус, пьяный, как первокурсник, с отбитым плечом и ретроградной алкоиндуцированной амнезией, моргал в неярком свете масляных светильников, точно впервые видел всё его окружающее, и непослушным заплетающимся языком рассказывал то, во что начинал уже верить сам.

Товарищи его вряд ли находились в лучшем состоянии: мировая с половиной артели атланских рудокопов – дело серьезное. А когда трактирщик, обрадованный бескровным исходом ссоры, спасением жены, а особенно – отменой угрозы лишения лицензии за смертоубийство в его заведении, объявил, что каждая вторая кружка чего бы то ни было – за его счет…

Где-то слева от Фикуса три рудокопа восхищенно заглядывали в лицо конунгу и норовили одновременно подлить ему из кувшинов в кружку: один – вина, второй – пива, третий – настойки. Олаф, красный не то от смущения, не то от выпитого, кружку неколебимо прикрывал ладонью и сконфуженно бормотал:

– Мне… это… вообще-то… боги п-пить… з-запрещают… б-больше пяти литров… з-за раз…

– Так это ить не зараза!

– Это з-зеленая н-настойка… на с-степных… д-дровах… т-травах!..

– И красненькое в-винцо… н-на винограде!.. Красненьком!..

– И ж-желтый эль!.. На эльфах?.. В-вамаяссьских?..

– Н-не, – мотал исступленно рыжей шевелюрой отряг. – Б-боги сказали н-нельзя… значит нельзя…

– Ув-важаем… – одобрительно гудели в бороды собутыльники и снова приставали – на этот раз с вопросами:

– А что, вашвеличество… ты… это… голема стального… натурально не забоялся?

– А чего его бояться… – пожимал покатыми плечами конунг. – Разозлился – да… А бояться… Не подумал чего-то про это.

– Во мужик… этот отряг! – восторженно лупили по прикрытой волчьей безрукавкой спине соседи.

– Нам бы таких! В ш-шахту! – пылко закивал напротив рудокоп в красной рубахе.

– Да на что он…. в ш-шахте-то? – хохотнул лысый. – Там големов нету!

– Черному призраку… по башке надавать… топором! В-вот на что!

– Да п-привиделось вам с Чинаром всё! – фыркнул сосед отряга справа.

– А вот и не п-привиделось! – покраснел под цвет рубахи мужик. – Два раза мы его видали… и два раза п-после этого… крепь падала!

– Криво поставили… вот и п-падала…

– Сам ты – кривой!..

– Это я кривой?!..

– Стойте, вы чего, атланы? За дружбу надо выпить! – торопливо применил второй известный способ улаживания конфликтов конунг,[47]и предложение его было поддержано быстро и горячо.

После испытания дармовщинкой единственным человеком, пьяным всего лишь в половину от остального контингента трактира, оставалась только царевна Лесогорская и Лукоморская. И поэтому именно она начала собирать друзей для продолжения теперь уж если не поисков – какие тут поиски, самих себя бы по дороге не потерять! – то хотя бы для своевременного возвращения к Олеандру. Что подумает, скажет и – самое болезненное – что не скажет Иванушка по поводу столь длительного отсутствия по столь уважительному поводу в столь веселое время, ей думать даже не хотелось. Поэтому она, опираясь на руки, поднялась из-за стола и потрясла за воротник Кириана:

– Эй, с-сикамбр… мы ух-ходим…

– С вызволения вашего пеличества… пашего величества… меня зовут не Сикамбр… Я С-самшит… трактирщик… п-помните?

– Конечно п-помню, – уверенно соврала царевна. – С-самшит… собирай наших… нам надо… идти.

– Куда вы пойдете… на ночь глядя?

– Д-домой, – решительно мотнула головой Сенька.

– У вас нет тут дома! – торжествующе потряс указательным пальцем перед ее носом Самшит. – Вы – иногородние!

– Т-тогда – не домой!

– Оставайтесь, ребята! В-величества! В-ваши! И не ваши! И в-вообще все! У м-меня – комнаты им…меются!

– Не, меня муж ждет… кабуча…

– Муж-кабуча – эт…то… к-кабуча!.. – сочувственно покачал головой Самшит, за время пребывания гостей успевший понять, что «кабуча» – это ничего хорошего.

– Н-не-е-е-е!!! – повторила маневр трактирщика царевна. – Муж мой – не кабуча! Он – пуська! И лапка! И вообще… дай тебе… Бог… такого мужа… как у меня… в-вот…

– А где тогда кабуча? – справедливо не понял атлан.

– В-везде – кабуча… – вздохнула Серафима. – Полная… Вот такая…

И она развела руки, насколько хватало, шлепнув в процессе Олафа по затылку, а какого-то бородатого шахтера, увлеченно беседующего с Кирианом – по уху.

Никто из них ничего не заметил.

– Эт…то… должна быть… очень большая… к-кабуча… – озабоченно сложил губы подковкой Самшит.

– Эт…то… оч-чень… очумительная… к-кабуча… – вздохнула царевна.

– П-помочь я могу? – отважно выкатил грудь и живот колесом атлан.

– Не-а, – мотнула растрепанной прической Сенька. – Тут… не знаю даже, кто помочь м-может…

– А чего?..

– А-а… Человека мы… ищем…

– Ха!!!.. – голова трактирщика откинулась в приступе беззвучного и – с точки зрения царевны – ничем не обоснованного смеха.

– Чего – ха? – подозрительно насупилась она.