Каждый Наследник желает знать… - Светлана Багдерина

Голос менестреля дышал спокойным мужеством и верностью долгу боевого товарищества.

– Сейчас моя очередь прикрывать тылы.

Как бы ни ухмылялся конунг и ни хихикала царевна, было похоже, что Кириан отнесся к выбранной себе задаче чрезвычайно ответственно: Фикус и Олаф спустились во двор, обошли его в поисках собаки или хоть чего-нибудь, что могло бы подсказать, куда ушла ее хозяйка, ничего не обнаружив, вышли на улицу… А его все не было и не было. Но когда отряг и знахарь уже начинали волноваться, не приключилось ли чего с пиитом,[42]и рассчитывать, в каком сочетании им меняться одеждой и инструментами, чтобы снова вернуться в дом, дверь, наконец, распахнулась, выпуская на крыльцо странно задумчивого и притихшего менестреля.

И никто из его товарищей не видел, как в открытое окно дальней комнаты вылетел и пропал в синеющем подступающей ночью небе королевский голубь.

Прошел почти час, прежде чем Сенька, утомленная, но еще больше – угрюмая, ловко проманеврировав между занятыми до последнего угла столами, приземлилась рядом с товарищами.

На улице было тепло, и большой камин в дальней стене зиял холодным черным провалом за витой чугунной решеткой. Какофония из гари и кухонных ароматов наполняла общий зал, смешиваясь причудливым образом с запахом горячего железа и меди. Ровный гул голосов и стук оловянной посуды о медные столешницы вызывали мысли то ли о какой-то странной кузнице, то ли о большом загадочном механизме.

Так вот ты какой – атланский трактир…

Серафима пробежала по столу голодным взглядом. Конунг, перехватив его, заботливо придвинул ей кувшин с пивом.

– Мы тебе заказать чего-нибудь хотели, но побоялись, что остынет.

– Ну, фак, фё-нифуть фыиснивось? – Кириан, тоже поймавший взор царевны, торопливо затолкал в рот последний пирожок, еще остававшийся на блюде, и с нетерпением подался вперед.

– Матушка Груша не вернулась?.. – тревожно моргнул знахарь, и быстро добавил: – …ваше высочество.

– Давай пока без величеств и высочеств, ладно? – устало выдохнула Сенька, плеснула в свободную кружку пива, понюхала, сморщилась, но все равно пригубила – ровно настолько, чтобы убедиться, что обоняние ее не обмануло.

– Похоже, дело отравления клиентов поставлено здесь на поток… – скривилась она и брезгливо отодвинула оловянную тару.

Из-за спин посетителей, расположившихся за соседними столами, вынырнула пышнотелая низкорослая женщина в вышитом желтом чепце и в то ли застиранном, то ли по жизни бежевом фартуке поверх красного платья. Приняв заказ на свиное жаркое с картошкой и зеленью,[43]она коротко кивнула и снова пропала в гуще толпы, как охотник в лесу.

– Ну так что? – прожевав, повторил свой вопрос менестрель, обиженный отсутствием немедленного ответа.

– Ничего. В последний раз соседи видели Грушу с месяц назад. Вернее, так видели, что запомнили это.

– А еще можно видеть так, чтобы не запомнить? – отхлебнув из отвергнутой Сенькой кружки, ехидно сострил бард.

– Можно, – ко всеобщему удивлению не поддалась на провокацию их разведчица. – Например, никто из тех, кто гоготал над нашими нарядами, уже через полчаса не вспомнил, что мы заходили в дом.

– Это как так? – нервно оглянулся по сторонам Олаф. – Магия?

– Угу, – исчерпывающе отозвалась царевна.

– Но матушка Груша не ведьма! – возмущенно покраснел придворный врач.

– Быть ведьмой – не стыдно, – сурово проговорила Сенька, и Фикус завял.

– Да, ваше высоче… Да. Нет. Ничего стыдного. Совсем. Ведьма – профессия не хуже и не лучше плавильщика, скажем, или гончара, или лекаря. Но…

– Но при встрече с гончаром и даже с лекарем никто не старается на всякий случай перейти на другую сторону улицы, – усмехнулась царевна.

– Нет!.. То есть… да…

Менестрель поискал глазами, чего бы еще съесть, не нашел, и долил себе пива.

– Заклинания отвода глаз и склероза, – подняв указательный палец к закопченному медному потолку, провещал поучительно он, – мог бы накладывать на нее этот ваш колдун-коммерсант, как его там… Саксаул?

– Кизил, – сухо поправил Фикус.

– Один пень, – пренебрежительно дернул плечом Кириан и продолжил важно с видом мирового эксперта по волшебству: – К чему я клоню, так это к тому, что магия – самый простой и действенный способ спрятаться у всех на виду.

– Не знаю, как на дом, но на человека свежий отвод глаз надо накладывать каждый день, если не каждые полдня, – упрямо помотала головой Серафима. – Думаешь, каждый раз перед тем, как вернуться, положим, из лавки домой, она заходила за заклинанием к Кизилу? Да и бесплатно он делать это не стал бы. Если коммерсант. А откуда у ней столько денег?

– Деньги ей могли давать квартиранты, или родственники, или знакомые… Те, которые живут у ней, – резонно предположил отряг.

– Или вместо нее, – очень тихо проговорил атлан.

– Что?

– С чего ты?..

– Что он сказал?..

– Я сказал, что пока она была жива…

На этом Фикус осекся, затряс в негодовании на себя головой и яростно шлепнул себя по губам – раз, другой, третий – словно за провинность перед лицом короля или самих всемогущих богов.

– Боги всемогущие, простите дурака… простите… – покраснев, исступленно бормотал он. – Чего ведь только в башку пустую не залезет… Конечно же, она жива!..

– А с чего ты решил?.. – договорила на этот раз свой вопрос Сенька.

Лекарь упер взор в столешницу и покачал головой:

– У матушки Груши, сколько я ее знаю, никогда не было так грязно… Да, денег у нее было не особенно много… но чистота не стоит ничего… так она говорила… и Вишня к ней заскакивала частенько: где сготовит, где помоет… Последние полгода матушка Груша прибаливала, дальше колодца на углу не ходила… А сейчас… Затоптанный пол… эта посуда в корыте… объедки на столе…

– А может, она совсем захворала? – предположил Олаф. – Или… ну… когда близкий человек единственный погибает…

– Детей у Вишни не было? – уточнил Кириан.

– Нет, – покачал головой доктор. – Замужем была, три раза… а детей боги не дали.

– А может, это не старушка всё запустила, а кто-то, кто с ней живет… ухаживает за ней… растрепа какая-то? А объедки – потому что срочно потребовалось куда-то выйти? Вернутся и приберут? – заботливо поспешил свернуть атлана с дорожки дурных мыслей Олаф.

– Может… – опустились еще ниже плечи лекаря. – Но матушка Груша давно далеко не ходила… Хотя… Я… Я уже ничего не знаю… и ничего не могу сказать наверняка… Простите…