Русское братство - Николай Чергинец

А девица засунула пальцы в трусики и уставила немигающий взгляд на Степаненко. Хорошо сформированная грудь при вздохах подымала шелковый зеленый пеньюар.

«Детская нимфомания…» — мелькнула мысль, когда Степаненко внимательно изучал лицо с сочными зовущими губами, обрамленное короткой подростковой прической. Взгляд у девочки был наглый, вызывающий.

Стукнула дверь. Девочка отдернула руку, закрыла полы пеньюара.

В гостиную вошел хозяин, высокий плечистый мужчина лет сорока пяти. Широкое открытое лицо со спокойным взглядом вдумчивых глаз, уверенные движения, медленная походка — все говорило о том, что характеру этого человека не свойственна суетливость, торопливость.

«Мужчина как мужчина, а дочь — блядь», — подумал Степаненко. Поздоровавшись, он на какое-то мгновение задержал руку Максима в своей руке, бросил тревожный взгляд на девочку.

— Алиса, мне нужно поговорить с гостем…

Девочка послушно встала и удалилась.

Степаненко рассказал о случившейся с молодым ученым неприятности, опуская кое-какие подробности. Он представил все, что произошло с Колешко, как внезапный, не мотивированный ничем наезд бандитов. Руководитель регионального управления ФСБ внимательно слушал его.

— Беда мне с этими учеными, — сказал он. — Готовы годами корпеть над своими пробирками, установками и черт знает над чем еще, а когда у них что-нибудь получается, требуют вознаграждения. Раньше все было отлажено: госпре-мии, звания, почет, персональные дачи и прочее. Теперь всего этого нет, кануло в Лету. Вот они и засуетились… Одни сразу уехали, другие тут что могут распродают… А Колешко, — Шмаков наморщил лоб. — Нет, без картотеки я не вспомню. Кажется, до недавнего времени был засекреченным. Ну да ладно. И что же ты просишь у меня для твоего Колешко?

— Ненавязчивый контроль.

— Mr, — Шмаков нахмурился. — Это сложно.

— Если на Колешко обратили внимание местные преступники, то это не так сложно, как вы думаете…

— Местные? Вряд ли. Впрочем, помогу. Ничего не обещаю, но займусь. В прошлому году тут прихлопнули одного, так сказать, посредника. По фамилии Карпов. Конечно, еврей, и конечно, что-то вроде промышленного шпионажа. Все вынюхивал, где что плохо лежит. Я имею в виду те технологии, которые раньше были задействованы в оборонке, а теперь остаются невостребованными.

— Я попробую через Москву организовать прикрытие, — сказал Степаненко. — Думаю шугануть бандюг, чтобы они оставили Колешку в покое.

— Шугануть? — удивленно повел плечами Шмаков. — Вряд ли тебе это удастся.

— Почему?

— Полагаю, что он сам станет искать с ними встреч.

— Но он не такой, как они.

— Знаешь, Максим, я определил в людях, с которыми имею дело по роду занятия, несколько типов поведения: обычная братва — дуболомы; начальство братвы — паханы, это которые похитрее. Вот два типа поведения. Еще два — иностранная разведка и женщины. И за последние годы выкристаллизовался пятый, особый тип поведения. Присущ исключительно ученым.

— И в чем же он заключается?

— В любом случае они сначала тратят жизнь на черт знает что, а когда обнаруживается, что кроме их пробирок и установок есть еще и солнце, и все то, что под этим солнцем греется, бросаются наверстывать упущенное время. Вот есть тут у нас академик Богомолов, может быть, ты слышал. Известная фамилия. Крупнейший авторитет в области радиоэлектроники. Так вот, старую жену пробросил, уже пенсионерку, а взял, прости за невольную рифму — почти пионерку. Были бы парткомы, старушка пришла бы жаловаться туда. А так — заявилась ко мне, плачет, верните мужа…

Шмаков говорил, а Степаненко слушал его вполуха, все время думал о странном поведении его жены. Да и дочери. Впрочем, большой странности тут не было. Жили порознь. Отец с дочерью, мать отдельно.

— …а тут вышло, что инвестиции, которые Богомолов привлек для своих исследований, исчезли неизвестно куда, — продолжал Шмаков. — Какое-то общество с ограниченной ответственностью взяло деньги, обещали прокрутить и вернуть с лихвой, но вдруг исчезли… Прокуратуре тут работать да работать, а тихо все. Значит, поделились. Нынче все делятся… Администрация Президента с ФСБ, ФСБ с МВД, менты с преступниками, убийцы с жертвами…

После контакта со Шмаковым Степаненко в тот же день возвратился в Москву. На следующий день его вызвало начальство и он получил первую головомойку. Нет, не за несанкционированное отсутствие, а за то, что вмешивался в дела регионального управления ФСБ. И хотя Степаненко понимал, что никуда он не вмешивался, крыть ему было нечем. Промолчал. Он понимал, что Шмакову достаточно было сделать один звонок и пожаловаться, чтобы здесь, в Москве, приняли соответствующие меры. Вероятно, вокруг до недавнего времени закрытого НИИ крутились хорошие деньги, и кто-то побеспокоился, чтобы чужие не совали туда нос.

Домой Степаненко попал лишь поздно вечером — пришлось по работе наверстывать упущенный день. Как обычно его встретил на лестнице пушистый полуперс. Он вплелся в ноги и стал мордочкой тереться о ботинки.

Кота вырастила мать. После ее смерти Степаненко отдал пушистого наглеца соседке. Та иногда выпускала кота на лестничную площадку, где он с любопытной тоской смотрел в щель лестничных маршей. Когда Степаненко возвращался домой, кот иногда встречал его. Случалось и так, что животное по привычке заходило в прежнее жилище, жило у Максима до тех пор, пока он не возвращал его соседке или выдворял на лестничную площадку. Слишком больно Максиму было видеть, как кот разгуливает по квартире в поисках прежней хозяйки. Сердце екало от неприятного воспоминания — мать обожала кота, казалось, больше, чем сына.

Неприятности на работе почему-то всегда ассоциировались с матерью. Кот вился в ногах, когда Степаненко открывал квартиру. На этот раз раздосадованный незаслуженным нагоняем на работе, Степаненко не выдержал и отшвырнул кота ногой. Полуперс обиженно зашипел.

Последующие дни он пытался выйти на бандитов. Перебрал картотеку, переговорил с многими сотрудниками, и через несколько дней ночью Степаненко разбудил звонок сотового телефона. Звонил Колешко.

— Максим, буду краток. Бандиты осадили дачу.

— Что? Тебя плохо слышно, говори громче! Ты по сотовому?

— Да. Я уже вызвал милицию. Но боюсь, они не успеют.

— Тогда отдай деньги. Понял?! Отдай…

В трубке послышалось шипение.

— Говори же, — почти прокричал Степаненко.

— Жалко. Жалко денег… — слышалось в трубке.

— Я потом этих бандюг из-под земли достану… — опять прокричал Степаненко. — Всю службу на ноги поставим.

— Эти деньги несколько незаконные… Я же тебе рассказывал. Пойми, — слышалось в ответ. — Теперь я выжатый лимон, я им все рассказал. Это миллиарды, это много миллиардов долларов, Макс, они ничего не понимают. Это будущее России.