Вторая жена - Луиза Мэй

только посмотрите на эту жирную дуру жрет и жрет…» Ничего такого, этим утром все по-другому. Она съедает четыре редиски, полстаканчика сметаны с ванилью и одно апельсиновое печенье, на которое обычно даже не глядит. Потом идет наверх, чистит зубы и едет на работу.

Сандрина мирно едет в свою контору, пока музыка на ее телефоне не прерывается сигналом сообщений. Он проснулся, он беспокоится. В любой другой день она бы схватила телефон и набрала: я еду на работу, а если он не отстает и требует уточнений: только что выехала на трассу; на круговом перекрестке у Велейры; на въезде в зону застройки. Но сейчас и речи нет о том, чтобы взяться за телефон. Это опасно. А если с ней что-то случится? Нет, не с ней, прежней Сандриной, а с ней – будущей матерью. Одной рукой она выключает телефон, перед тем как тронуться после остановки под знаком «Стоп», и прибавляет громкости радио. А когда паркуется у конторы, видит, что муж звонил ей три раза.

Включает телефон, нажимает «перезвонить», и он тут же кричит:

– Ты где? Где ты была?

– В машине, за рулем.

В его криках что-то незнакомое, непривычное, но в чем дело, она не понимает. Последние дни были настолько странными, что обыденное кажется стертой монетой. Но с появлением крохи все изменится. Ей не терпится сдать анализы, удостовериться в своей беременности, потом выбрать идеальный, подходящий момент и сообщить ему приятную новость, сама она уже ни капельки не сомневается, но лучше объявить ему и тут же показать справку.

Перед глазами Сандрины мелькают радостные картины: результаты анализов лежат на журнальном столике… или лучше смешная открытка, плюшевый мишка, бутылочка с соской? Не говорить же сейчас, по телефону, на парковке. И потом секрет греет ей душу. У нее есть что-то, принадлежащее только ей одной. Что-то очень важное. Она опускает руку на живот и улыбается:

– Все хорошо, поверь, все хорошо. Телефон был у меня в сумке, поэтому я не видела, что он вибрирует, но я уже на месте. А ты? Тебе удалось опять заснуть? У тебя все нормально?

Он сбавляет тон – возможно, ей удалось его успокоить:

– Я хочу, чтобы ты была на связи, ты же знаешь.

Да, она знает. Поначалу ее удивляло его столь сильное, столь постоянное беспокойство, но потом она вспоминала, что его первая жена пропала, и все становилось понятным. Но сегодня ничто не может испортить ей настроения, и она говорит:

– Мне жаль. Не терпится тебя увидеть. До вечера.

Он молчит, потом говорит:

– Ты забыла сварить кофе.

Это правда. Она о нем и не вспомнила, заварила себе чай и не притронулась к тапперверу, где лежит кофе с тунцом, не подошла к кофемашине. «О, такие вещи часто случаются, – заверила ее доктор, – много чего может произойти. Некоторые женщины становятся близорукими, но это только на время беременности, у других разбухает нос, а есть и такие, кого по полгода рвет; так что честно вам скажу: если кофе, который пахнет тунцом, единственная ваша проблема, то надо лишь отказаться от него, и все будет прекрасно…» И Сандрина не стала делать кофе, а муж прав, она напрочь о нем забыла. Она снова говорит:

– Мне жаль, правда. Прости, я заглажу свою вину вечером, приготовлю рис на молоке, как ты любишь, договорились?

День проходит, как любой другой понедельник: все заходят в контору и говорят: «Как дела?» Понятно как – как в понедельник. В обеденный перерыв Сандрина выходит купить сэндвич, и на нее смотрят, как будто у нее на лбу выросли рога, ведь в полдень она неизменно достает свой таппервер с салатом или овощами и жует их, точно кролик, потому что она следит за собой и перекусывает только в комнате отдыха. Сегодня она говорит: «Всем приятного аппетита!» – и спускается в булочную. Долго выбирает, но ей ничего не хочется; она останавливается на пирожном с малиновым вареньем, покупает одно, откусывает два раза и прячет в сумку, потом сидит на скамейке и наслаждается теплом – уже можно выйти на улицу в пиджаке, нежится под солнечными лучами, которые греют, но не заставляют потеть. Достает книгу и дочитывает главу, на которой отключилась вчера вечером.

Когда она доходит до конца страницы и вставляет закладку, перед ней останавливается незнакомый мужчина и говорит что-то непотребное, грубое, в том же роде, как они обычно говорят, и смысл у всех сводится к одному и тому же: «Ты на улице одна, значит, моя». Сандрина говорит:

– Оставьте меня в покое, вы что, не видите, я беременна?

Он просит его извинить и уходит. Невероятно, ведь на самом деле ничего не видно. Но это сработало!

После перерыва Беатриса подходит и спрашивает:

– Сандрина, ты как?

Но ответить ей слишком сложно, поэтому Сандрина улыбается и говорит:

– А ты?

Это всегда помогает выкрутиться, никто не решается настаивать. Беатриса отвечает:

– Спасибо, все нормально. – И идет на свое рабочее место.

После обеда телефон вибрирует очень часто. Приходят новости от Анн-Мари: Матиас в школе, все прошло хорошо; когда Каролина и Анн-Мари привезли его утром на занятия, он понял, что это было исключением, что взрослые пока еще только ищут выход и хотят все правильно организовать; она может забрать его, как обычно. Ее муж тоже пишет: что ты делала этим утром, что ты ела на обед и что ты делаешь сейчас, выедешь ли с работы в пять часов? Сандрина успокаивает его, заверяет, снова успокаивает и снова заверяет. Дни напряженного молчания были такими мучительными, потрясение – таким глубоким, что сегодня ей чуть ли не по душе беспрерывные заботы.

Когда ее рабочий день заканчивается, она, прежде чем отправиться в обратный путь, как обычно, предупреждает его, и он этим очень доволен; вот так и восполняется ущерб, нанесенный первой женой, надо дать ему немного времени, чтобы проглотить и переварить, и все наладится. Перетерпеть — вот что главное. Сказать: «Я возвращаюсь, скоро буду». И главное – это Матиас, главное – это кроха.

Матиас, как обычно, послушно сидит и ждет в холле. Молодая учительница улыбается при виде Сандрины:

– Вы знаете, он всегда такой замкнутый, а сегодня мы не могли уговорить его помолчать.

Сандрина пытается улыбнуться в ответ, но получается немного натянуто. Несмотря на то что с самого начала она была с Матиасом очень терпелива, заботлива и внимательна, он оставался сдержанным, почти холодным. Она старалась не обижаться, поскольку обида – это плохое, мелкое чувство; она хочет