Мечи Дня и Ночи - Дэвид Геммел

— Ты сказал, что тебя спас не Алагир. Я сразу поняла, что ты лжешь. — Она выдернула стрелу из мишени, спрятала в колчан и пошла к своему шалашу. — Расскажи, что еще с тобой было в дороге.

— Не очень-то мне хочется с тобой разговаривать. — Она улыбнулась, и он прыснул со смеху. — Ну да, меня спас Алагир. Убивать — это он умеет.

— Он женат?

— Нет. Он не любит женщин.

— Опять врешь!

— Тебя в горах и колдовству обучили?

— Я тебя знаю, Ставут. Ты думаешь, что врешь не моргнув глазом, ан нет. Лицо тебя выдает.

— Не может оно ничего выдавать.

— Вот именно. Когда ты врешь, оно теряет всякое выражение.

— Чепуха.

— И нос морщится. Хочешь докажу?

— Хочу.

— Сколько женщин у тебя было с твоего последнего приезда сюда?

— Ни одной.

— Врешь.

— Ладно, — хихикнул он. — Три.

— Врешь.

— Семь.

— Тебя всего-то два месяца не было, — помрачнела Аскари. — Правду Киньон про тебя говорил.

— Может, начнем сызнова? Я говорю «ни одной».

— Не хочу я больше с тобой разговаривать. Возвращайся в деревню. Оставь меня.

— Что-то ты сегодня не в настроении, — вздохнул он. — И верно, пойду, пожалуй. — Ставут хотел взять мешок и замер, увидев в воздухе дымовой столб. — А в деревне-то пожар.

Весь день Харад шел, держа небольшую дистанцию между собой и своим спутником. Говорить ему пока не хотелось. Он хотел как следует обдумать все, что услышал. Скоропалительных суждений Харад не любил и прибегал к ним разве что в драке. Когда тебя бьют, тут уж не до раздумий. Но теперь он располагал временем и мог поразмыслить над тем, что сказал ему Скилганнон.

Как все жители этого края, он слышал о Возрожденных, но никогда не стремился побольше узнать о них. Весть о том, что угрюмый мужлан Борак не был его отцом, не огорчила его — скорее даже порадовала. Больше всего Харада занимал вопрос о душе. Ребенком он ходил в маленькую школу, где учили двое священников Истока. Там он узнал, что все души совершают странствие через Пустоту в Золотую Долину. Думать об этом загробном путешествии было приятно — но, чтобы его совершить, нужно иметь ее, душу. Что делать, если тело у тебя от другого, а души этого другого в него вдохнуть не сумели?

Думая обо всем этом, он мрачнел, и гнев разгорался в нем все сильнее.

Ближе к вечеру шедший позади Скилганнон окликнул его и показал на север, где поднимался дымовой столб.

— Что это, лесной пожар?

— Нет. Слишком много дождей у нас выпало. — Харад прикинул расстояние. — Похоже, это в деревне. Может, какой-то дом загорелся.

— Велик же должен быть этот дом, — произнес Скилганнон. Харад теперь и сам различал в столбе несколько дымов, идущих с разных сторон.

— Сколько в этой деревне жителей? — спросил Скилганнон.

— С полсотни или чуть больше.

— Хватает как будто, чтобы пожар потушить.

— Там, видно, не в одном месте горит. Я не меньше трех дымов вижу. Странное дело: дома там стоят вразброс, и только один крыт соломой. С чего бы огню так сильно распространиться?

— У тебя там друзья?

— У меня нигде нет друзей, — отрезал Харад. — Но мне все равно, пожалуй, надо пойти туда и узнать, не нужна ли помощь. Найдешь без меня дорогу к пещерам?

— Найду, но предпочитаю пойти с тобой. Я еще не успел соскучиться по Ландису Кану. Далеко до деревни?

— Часа четыре. Придем туда уже затемно.

И они отправились. Скилганнон теперь шагал впереди, внимательно глядя по сторонам.

— Что ты ищешь? — спросил его Харад.

— То, что надеюсь не найти, — последовал загадочный ответ. В течение первого часа они спустились в долину с редкими деревьями и стали подниматься в гору, к более густому лесу. На краю его Скилганнон скинул котомку, попросил Харада его подождать и двинулся вдоль опушки, вглядываясь в землю. Харад сел и провожал его взглядом, пока он не скрылся из виду. Потом поднял Снагу и посмотрел на свое отражение в блестящих лезвиях.

— Кто же ты такой? — спросил он вслух. — Харад? Или Друсс? — И воткнул топор в землю.

Солнце почти закатилось. Харад достал из котомки последнюю краюху черного хлеба, разломил ее и стал есть. Жуя, он вспоминал, как Ландис Кан приезжал в лачугу его родителей и расспрашивал его, ребенка, не снятся ли ему старые времена.

Отец, Борак, всегда уходил, как только тот появлялся, а после отъезда господина у него портилось настроение. Он кричал на мать, а Хараду перепадали затрещины.

Теперь по крайней мере Харад стал понимать, что должен был чувствовать Борак. Ребенок-то был не его. Знал ли он о таинственном ритуале оживления мертвых костей или думал, что жена изменила ему с Ландисом Каном? В любом случае ему пришлось нелегко, пр'и его-то гордости. Аланис была уже немолода, когда родила Харада. Замужем она пробыла шестнадцать лет и других детей не имела. Стало быть, у Борака своих детей быть не могло. Еще один удар по его гордости. Неудивительно, что он так часто выходил из себя.

Скилганнон вернулся бегом.

— Вчера здесь прошел отряд джиамадов — голов двадцать, а то и больше. С ними двое людей. Может, это и совпадение, но возможно, что деревня не сама загорелась. Не знаю, как это теперь у вас делается, но в свое время я сказал бы, что это набег.

— В деревне ничего ценного нет, — возразил Харад. — Джиамады должны были прийти с юга, от старой крепости. Кому мог понадобиться этот набег?

— Говорю же тебе, что в нынешних ваших делах ничего не смыслю. Однако мы с тобой должны вести себя осмотрительно. Если это набег, то звери вполне могут пойти назад той же дорогой.

Харад встал и поднял топор.

— Если они напали на наших людей, им это дорого обойдется.

— Похвально, — сухо откликнулся Скилганнон, — но лучше делать все по порядку. Я почти всю свою жизнь провел в войнах, и со Смешанными мне тоже доводилось сражаться. Уверяю тебя: двадцать — для нас многовато. Пойдем-ка в деревню и посмотрим, что там и как.

— А для Друсса двадцать тоже было бы много? Скилганнон посмотрел в бледно-голубые глаза Харада.

— В твои годы и при твоей неопытности — да. И даже в свою лучшую пору против двадцати он не устоял бы. Друсс был человеком огромного мужества, но при этом знал, что такое военная хитрость. Большей частью он сам выбирал, где будет сражаться. Но самое большое его преимущество заключалось в его оружии, топоре. Любой воин с мечом, чтобы убить его, должен был подставить себя под этот топор. И если бой начинался, Друсс не отступал никогда — он шел только вперед, неуклонно, неудержимо. — Скилганнон положил руку на плечо Харада. — Дай себе срок, и ты научишься всему этому.