Венеция. Карантинные хроники - Екатерина Марголис

Навстречу ряд полицейских. Почему-то совершенно равнодушно они проходят мимо главной достопримечательности, которая могла бы сегодня снова стать актуальной: вделанная в стену bocca di leone (львиная пасть) – мраморный почтовый ящик для доносов времен Серениссимы в виде львиной морды. У львиных морд бывали разные специализации. Та, что на Дзаттере, прямо по назначению – denunce contro la sanità, современным языком мы бы сказали “против санитарии и гигиены”. Исторически доносчик должен был подписать свое имя, присовокупив подписи двух свидетелей, которые должны были при необходимости подтвердить сведения и надежность свидетеля (все трое отвечали перед законом за дачу ложных показаний). Анонимки не принимались, а сжигались. Венецианцы и сейчас великие стукачи. А уж теперь, когда все сидят по домам и смотрят в окошко, – самое милое дело следить, кто не вовремя выставил помойку или гуляет без собаки. Судя по опросам, 72 % итальянцев считают необходимым заявлять о нарушителях карантина.

Нам не дано предугадать, как в нынешней тишине отзовется любое случайное слово. Последние дни Венеция обсуждает трагическую гибель двух сестер магребинок. Они были единственными пассажирками на ночном пароме с причала Пунто Саббионе – но, когда он пристал в Венеции, матросы обнаружили лишь аккуратно поставленные в ряд две пары женской обуви. К утру были выловлены из лагуны тела: сестры по-прежнему держались за руки. Старшей было 49 лет, последние 14 она проработала портье в гостинице – была приветлива и общительна, говорила на нескольких языках, ее очень ценили, а несколько лет назад она вытащила из Марокко к себе младшую, которая никак не могла устроиться, имела склонность к искусству, но целиком зависела от старшей. Сестры были неразлучны. Бухра и Санаэ. Экономическое самоубийство или что-то иное? Скорее всего. Тоже жертвы эпидемии…

Сколько еще их будет? Сегодняшний счет Protezione Civile – 610 умерших, это снова больше, чем вчера, но страшные цифры эти – всегда плоды борьбы последней недели-двух.

Сегодня же самое высокое число выздоровевших, 1979.

Кстати, о них. Похоже, очень немногие понимают, что означает колонка “выздоровевшие”. Это не вообще все, кто выздоровел от коронавируса, – это те протестированные люди, которые сначала болели, а потом показали два раза подряд отрицательный результат на тест. В основном госпитализированные, но не только. Разумеется, от реально выздоровевших это число отличается в десятки раз, ибо тестирование при всей массовости не охватывает даже близко все население, а большинство болеют и выздоравливают сами собой.

В Венето, например, эта тенденция заметна в другом: при возросшем тестировании a tappetto (то есть сплошном) сейчас положительный результат лишь у каждого пятнадцатого, тогда как две недели назад зараженным оказывался каждый пятый. Но все неравномерно. В южных районах эпидемия еще только растет. Так что сравнивать имеет смысл, лишь сдвигая кривые относительно даты начала.

Конца же жизни никто не знает. Точнее, знает наверняка. Как говаривал Иосиф Александрович, “ибо она у каждого из нас только одна, и мы хорошо знаем, чем все это кончается”.

Memento mori. Но русское ухо невольно слышит “море”.

И пока на дорогах выставлены патрули и заставы, в эти пасхальные каникулы мне хочется думать, что не мы отдыхаем на море, а море отдыхает сейчас от нас, раскатывая свои волны под теплым апрельским солнцем и посылая с ветром воздушно-капельный привет.

“У людей пред праздником уборка”. Я тоже вымыла окна. Из гостиной вдруг стал виден дворик: библейская лоза, белоснежные простыни… Не рыдай Мене, Мати… 570 сегодня.

Venerdi Santo[41] – это всегда тишина. С пятничной службы Via Crucis[42] и до пасхальной мессы колокола умолкают. В этом году тишина в квадрате. В квадрате нашего дворика. В квадрате ближайшего кампо. В квадратах окон, за которыми томится столько душ. В квадрате площади Святого Петра с одинокой фигурой папы. В квадрате каждой статистической таблицы. В квадрате города и мира.

Надо навести порядок на узкой полоске земли по периметру садика. Сегодня пришли семена: укроп, базилик, кинза. Скоро подоспеют другие. Помидоры, цукини, баклажаны. Говорят, в некоторых странах семян уже дефицит – люди готовятся к худшему. Нынешние дефициты – точный признак состояния умов. На какую почву упадут семена этих дней, недель, месяцев – при дороге ли, под глухой стеной непонимания и отчуждения, на солнечной стороне, или птицы пустых разговоров поклюют их? Все зависит от нас. Семена всходят не сразу.

Спорить сил нет. Хотя наблюдать, как по четвертому-пятому разу люди в разных странах проходят одни и те же стадии – от недооценки и скепсиса, потом отрицания и опровержения до принятия того, что вне их контроля и опыта, – то ли забавно, то ли печально. Но одно дело, когда это происходило месяц назад, другое – когда все разворачивается почти синхронно в стольких странах. Впрочем, есть в этом закономерность: каждый переживает свои детство, бури отрочества, кризис среднего возраста впервые. Опыт других помогает, но действенно учиться на нем – прерогатива умнейших и бесстрашнейших. Посмотреть на себя со стороны, принять, что ты просто один из уязвимых людей этого мира, – требует смелости. Еще трудней это принять в отношении близких и любимых. А пока – если очередь карет скорой помощи в Москве, то машины, разумеется, пустые, их же просто привезли на заправку или на дезинфекцию: вот же подруга (теща, коллега, двоюродный сосед – подставить нужное) такое видит каждый день из окна. А в Бергамо – так это просто похоронное агентство развозило гробы армейскими грузовиками или фильм снимали, да и вообще итальянское здравоохранение ни к черту не годится, на улицах Нью-Йорка поставили рефрижераторы, видимо для мороженого, а в Эквадоре на улицах жгут не тела, а чучела Масленицы.

Другая психологическая стратегия – отгородиться от силы, которая представляет опасность: забирают евреев, но я не еврей, вяжут оппозиционеров, но я политикой не интересуюсь, вирус, может, и есть, но он опасен для стариков и людей с другими заболеваниями. Именно они в графе “умершие”. Или не включать в статистику умерших от других заболеваний, но носителей вируса, как делают в некоторых странах. Сразу выходит, что не так страшен черт. А простая логика, что все эти люди были б сегодня живы, если б не вирус, – она не подходит. На одной из прямых трансляций губернатор Венето Лука Дзайа на вопрос об умерших ОТ коронавируса или С коронавирусом сформулировал предельно четко: “Мы квалифицировали, квалифицируем и будем квалифицировать умерших носителей коронавируса жертвами коронавируса, потому что если бы не COVID-19, то все эти люди умерли бы в другое время, при других обстоятельствах, в другом возрасте, будь то диабетик, сердечник, онкопациент или пожилой человек”.