Роман с небоскребом - Елена Гайворонская

…Так я осталась в школе. Помимо коррекции мне дали обычные классы, где я могла вдохновенно говорить о литературе, учила писать сочинения, а на переменках просто болтала с подростками «за жизнь». Иногда прихватывала на работу Ваньку, усаживала за первую парту, выдавала бумажный лист и фломастеры, и сын с сосредоточенным видом рисовал цветные каляки-маляки или тихонько возил по парте игрушечную машинку, которую на перемене вместе с ним дружно катала мужская половина класса.

Зарплата учителя оставляла желать лучшего, но работа мне нравилась, тем более что Сережкиных нынешних заработков вполне хватало на нормальную небедную жизнь. Сережка купил самую дорогую, жутко навороченную стиральную машину, к которой я первое время боялась подойти. Агрегат занял половину ванной комнаты, и к умывальнику приходилось протискиваться боком, но это было сущей мелочью в сравнении с ручной стиркой. Я вспомнила, что такое косметические салоны, стильные аксессуары и элитная французская косметика. Накупила Ваньке красивых ярких шмоточек и игрушек, компенсируя былые времена, когда на детской площадке он покорно играл страшноватым железным самосвалом и бурно радовался, когда соседский мальчик давал покатать китайское чудо, завывающее сиреной и мигающее разноцветными огоньками. Я даже начала подумывать о новом ремонте, но для этого требовалось согласие родителей, искренне не понимавших, зачем менять нормальный работающий унитаз на финский или к чему сдирать хорошие бумажные обои в ситцевый цветочек – подумаешь, чуть-чуть пожелтели, вовсе и не заметно. А уж снимать со стены шерстяной ковер, чтобы заменить им синтетический ковролин на полу, маме с папой вовсе казалось верхом кощунства.

Вздохнув, я отступила и стала предаваться мечтам, что когда-нибудь у нас появится собственная хорошенькая квартирка, которую я буду обустраивать на свой лад. Мы стали откладывать деньги на воплощение этой мечты в реальность.

Вскоре сняли неподалеку маленькую, но симпатичную двушку на шестом этаже. В ней было тихо и тепло, а по стенам непостижимым образом в любой, даже самый ненастный день скользили солнечные блики. Отделка была без претензий, в скучноватой серо-бежевой цветовой гамме. Зато за окном важно покачивала ветвями белоствольная береза, клейкие зеленые листочки трепетали на ветру, словно нашептывали девичьи секреты, и тогда казалось, будто находишься не в многоэтажном муравейнике посреди шумного мегаполиса, а на крохотном островке покоя и тишины. Хозяевами была приветливая пожилая пара, жившая на другом конце города. В квартире прежде проживала их взрослая дочь, но недавно она вышла замуж и переехала в Питер.

Мои родители поначалу не одобрили наш переезд. Папа ворчал, что бессмысленно тратить деньги на съем, когда можно отложить их на приобретение своего жилья. Но потом осознал, что ходить друг к другу на чаепитие куда более увлекательно, нежели стоять в утренней очереди в туалет. А мама не могла не согласиться с доводом, что трудно самозабвенно отдаваться любви, когда в изголовье чутко спит ребенок.

Сережка делал шаги по новой карьерной лестнице. Оказалось, что работа, которая поначалу воспринималась им как временная, не менее увлекательна, чем научная деятельность. Просто она другая. Он занимался исследованием и прогнозированием продаж молодого российского рынка, все было впервые, все неизведанно и потому безумно интересно. Специфика новой деятельности сделала Сергея жестче, увереннее и раскрепощеннее. В советской научной среде существовала строгая иерархия начальник – подчиненный. Инициатива приветствовалась строго в рамках начальственного дозволения, а все самые передовые идеи требовали непременного одобрения завлаба, чье имя обязательно стояло в заголовке любого проекта, даже если он не имел к исследованию никакого отношения. Порой руководитель, достигнув определенного уровня, практически переставал заниматься научной деятельностью, скидывал работу на молодых, протирал штаны, но исправно получал зарплату, а его имя значилось во всех научных проектах, поскольку без этого проект попросту «зарубался». Занять же более высокую позицию было возможно лишь тогда, когда начальник уходил на повышение или на пенсию. На ожидание уходили годы, порой вся жизнь.

В иностранной компании также существовала своя иерархия, но «перепрыгнуть через ступеньку» здесь было гораздо проще. Протирать штаны, создавая видимость работы, было невозможно. Зато ум, работоспособность и инициативность всячески приветствовались, замечались и поощрялись. Оказалось, западная система труда вовсе не так ужасна, как нам когда-то живописали на школьных уроках истории. А социальная защищенность намного выше, чем в частных российских конторках, где зарплата выдавалась в конверте, а хозяин мог в любой момент указать на дверь забеременевшим, захворавшим, состарившимся. Или попросту обанкротить лавочку и не заплатить служащим ни копейки, а после открыть на том же месте новую под другим названием и набрать новый штат работников, наивно полагающих, что им повезло получить хорошую работу.

В инофирме все было строго по закону. «Белая», без малейших задержек, зарплата в долларах, налоговые вычеты, обязательный отпуск, страховка в бывших закрытых ведомственных поликлиниках, отличавшихся от бесплатных районных, как новенький «мерседес» от ржавых «жигулей». Все называли друг друга на «ты», независимо от должности и прожитых лет. Поначалу Сережке было сложно обращаться по имени к пятидесятилетней даме из бухгалтерии, но потом вошло в привычку.

Периодически Сережка ездил в европейские офисы компании – Лондон, Париж, Амстердам. Оттуда наряду с неприлично дешевыми и качественными вещами, вином и сувенирами Сергей привозил впечатления о спокойной, размеренной, безбедной и бесстрессовой жизни людей, бесконечно уверенных в завтрашнем дне. Я слушала его и вспоминала скучную застойную юность, когда бурлила кровь и хотелось революций… Мы получили их сполна.

Через некоторое время муж получил повышение в должности и, соответственно, очередную прибавку в жалованье.

Былые тяжелые времена научили меня ценить маленькие радости, которые когда-то не замечались. На мой день рождения Сережка вручил мне охапку роз, изумительные часики на изящном браслете, а затем поймал машину и повез в позабытый погребок в Столешниках, ставший к тому времени дорогим рестораном. И мы снова пили бордо, а на столе таяла свеча, лилась медленная тягучая мелодия Джо Дассена, и что-то горячо трепетало внутри, а к глазам подступали счастливые слезы…

Я выбирала для мужа рубашки и галстуки в брендовых бутиках, где приветливые и услужливые девушки-продавщицы щебетали похвалы моему вкусу.

А для себя я обнаружила в новом торговом центре небольшой магазинчик под названием «Русский авангард», где по невероятно демократичным ценам продавались стильные женские шмоточки молодых нераскрученных московских дизайнеров, ничуть не уступавшие в качестве, крое и фантазии именитым брендам.

Летом, оставив Ваньку на попечение бабушек-дедушек, мы вырывались на заграничные курорты, пусть пока в демократичную Турцию или Хорватию.

К хорошему привыкаешь. Но не так быстро и бесповоротно, как кажется. Внешний лоск приобретается гораздо быстрей, чем внутренний комфорт. Я свыклась с экономией и порой с большим трудом уговаривала себя расстаться с лишним рублем.