Роман с небоскребом - Елена Гайворонская

Так вместо Сергея в Канаду отправился Вадик.

Ближе к отъезду зашел передать Сереже какие-то бумажки. Но мужа не было, а я ударными темпами дописывала реферат по психологии подростков. Ванька возился с большой пластмассовой пирамидой, методично снимая и напяливая обратно разноцветные кольца. Вадик достал из сумки резинового розового слоника, издававшего при нажатии пронзительный свист, чем привел Ваньку в безумный восторг.

После подписания контракта Вадик заметно изменился: состриг жидкие патлы, делавшие его похожим скорее на свободного художника, чем на перспективного ученого. Новая строгая стрижка скрывала оттопыренные уши, скрадывала длинный нос, делала Вадика весьма симпатичным, а светлая водолазка и новенький пиджак цвета маренго придавали его облику шарм и деловитость. Вот только тревога, поселившаяся в глубине серых глаз друга, не вязалась ни со старым, ни с новым обликом.

– Классно выглядишь, – искренне сказала я. – Прямо денди.

– Ну уж, – неожиданно засмущался Вадик. – Просто пытаюсь соответствовать.

– Страшно? – спросила я.

– Боязно, – почему-то полушепотом признался Вадик. – Но отступать поздно. – И вымученно улыбнулся.

– Все будет хорошо. – Я коснулась его холодной руки, пытаясь подбодрить. – Ты молодой, умный, талантливый. Ты пробьешься…

Вадик обреченно кивнул.

Ванька посвистел розовым слоником, устремил на гостя доверчивый ясный взгляд и улыбнулся.

– Какой милый малыш, – умилился Вадик. – Можно? – Поднял Ваньку на руки.

Тот потрогал Вадика за нос и губы, потрепал волосы и, не найдя больше интересного, запросился назад, к слонику и пирамидке.

– Чудесный парень, – сказал Вадик, сажая Ивана обратно, – я люблю детей…

– Впервые слышу, – заметила я.

– Повода не было, – ответил Вадик.

– У тебя все впереди, – улыбнулась я. – Говорят, канадки красивые…

– Надеюсь, что так, – шутливо отозвался Вадик.

Я сварила крепкий кофе.

– Знаешь, – дуя на чашку, задумчиво произнес Вадим, – все-таки Серега больше заслужил эту работу, чем я… Он способнее меня. Никогда бы раньше не признался в этом… Но вроде как напоследок…

– Он мог поехать, – объяснила я. – Я его не держала. Это было его решение – остаться…

– Я его понимаю, – неожиданно выпалил Вадик, отставив чашку. – От таких, как ты, не уезжают… Я завидую Сереге.

Я посмотрела на него с изумлением. Вадик отвел глаза и неожиданно покраснел. В воздухе повисла неловкость.

– Ладно, я пойду… – Вадик неуклюже поднялся. Чашка звякнула о блюдце. – Заскочу к Сереге на службу. Шарик круглый… Может, когда и встретимся…

– Обязательно встретимся. Удачи тебе…

– Вам тоже, – ответил он дрогнувшим голосом.

В дверях замешкался, потом торопливо чмокнул меня в щеку и, снова покраснев, поспешно вышел, оставив на прощание легкое облачко травяного парфюма.

Я подошла к детской кроватке, Ванька с готовностью протянул ручонки. Я подняла его, прижала к груди тугое теплое тельце, поцеловала мягкую щечку.

– Ма-а-а, – пропел Ванька и погладил меня ладошкой по лицу.

Я вдруг поняла, как отчаянно не хочу уходить ни в институт, ни на работу – никуда… Мне осточертела эта гонка. Я хотела сидеть у окна в старом скрипучем кресле, держать на руках сына, наблюдать за вальсом опадающих листьев и сплетать скачущие в голове слова в кружево предложений…

Но в дверь уже требовательно трезвонила баба Катя – через три минуты начинался очередной бразильский сериал.

Как-то весенним утром Сережка пришел с дежурства озабоченный и возбужденный, потряс газетой бесплатных объявлений и сообщил, что перегонщику Митяю срочно нужны деньги, проигрался в карты. И потому он продает только что пригнанный из Германии «форд» восемьдесят шестого года за смешную сумму – две с половиной тысячи долларов. Машину легко перепродать за четыре, но на это потребуется некоторое время, которого у Митяя нет, зато у Сережки хоть отбавляй.

– Отличный вариант, – убеждал Сергей, – я поговорил с мужиками, проверил объявления в газете – за четыре «форд» уйдет влет. Выглядит как новенький. Надо брать. Заработаем полторы тысячи на ровном месте.

– Ты мне машину стиральную обещал, – напомнила я. – С сушкой.

– Сань, когда мы продадим «форд», нам хватит на целых две машины, – заверил Сережка. – Можешь потерпеть еще немного?

Я замялась. Предложение выглядело заманчиво. Недоставало малости – какой-то тысячи баксов.

– Поторгуюсь, может, скинет пару сотен, – поскреб за ухом Сережка. – А остальные попробую занять. Спрошу у Сени – нормальный мужик. Болтуну говорить нельзя, он сам этот «форд» перехватит… Ушлый малый.

– Сеня небось проценты потребует? – усомнилась я. – За просто так сейчас никто ничего не делает.

Сережка раздул щеки, что означало крайнюю степень задумчивости.

– О чем спор? – осведомился вошедший на кухню папа.

Выслушав, высказался категорично:

– Надо брать. Тысячу мы с мамой найдем. Что это вы надумали – занимать на стороне? Как не стыдно! Мы же семья.

– Мы обязательно отдадим, – заверил Сережка. – Поделим вырученные деньги поровну.

– И слышать не хочу! – замахал руками папа. – Какой дележ? Что мы, не родные?

Они долго спорили и препирались и сошлись на том, что пустят полученную с перепродажи прибыль на хозяйственные нужды – покупку стиральной машины, нового пылесоса и телевизора. Это было нашей давней мечтой, поскольку громоздкая несовершенная советская бытовая техника уходила в прошлое вслед за социалистической эпохой, уступая место легким, стильным, современным импортным новинкам.

«Форд» был огромным, как дирижабль, нежного цвета серебристой мяты, с просторным салоном, мягким велюром на сиденьях, кожаным рулем, десятком всевозможных кнопочек, пимпочек и примочек развитой автомобильной цивилизации, аккуратной магнитолой с интимно мерцающей в темноте подсветкой. Модель носила кокетливое дамское имя «сиерра».

– Ого, – уважительно сказал папа, – это не «четверка», и даже не «Волга».

Я опустилась на мягкое кресло, вытянула ноги, откинулась на спинку, вдохнула дразнящий неуловимый автомобильный запах, и все внутри меня перевернулось. Это было странное чувство, прежде не испытанное: сладостное, как первая любовь, острое, как возбуждение. Это было как сон, как проникновение в иную реальность, в которой много солнца, моря, далеких стран… длинное платье, тонкий бокал с пузырящимся шампанским… Небоскребы, прокалывающие облака… Путешествие в другую жизнь, которой у меня никогда не было, нет и, возможно, не будет никогда…

– Хорошая машина, – с ноткой сожаления в голосе сказал Сережка.