Лапочччка, или Занятная история с неожиданным концом - Анна Нихаус

– Но женщинам часто достаются эпизодические роли, – робко сказала Валечка.

– В прошлом веке так, может быть, и было. А сейчас – другое время. У стоящих людей роли должны быть главные. И не позволяй внушать себе ничего другого. Знаешь, вообще, с детишками этими привилегированными лучше не связываться. Ни в личном, ни в деловом…

– Почему?

– А потому что недочеловеки они. Недоразвитые, понимаешь?

– Нет.

– Ну, где ж им развиваться-то было? Когда с детства только переизбыток и вседозволенность. Ни те посылов никаких, ни те импульсов. Нет «нельзя» или «не положено», а есть только «на тебе, деточка». Для нормального развития нужна борьба, нужны страдания и экзистенциальные страхи… Чтобы самому себе когда-нибудь можно было бы честно и гордо сказать – это я сам. Ну, вот ты когда-нибудь видела, чтоб птенцам помогали из яйца вылупляться? Нет. А почему? А потому что – это закон природы такой – пробиваться самому. Потому что, если ты сам цыпленка из яйца достанешь, помрет он. Так как будет перепрыгнут целый шаг нормального процесса становления. Поэтому эти ублюдки и ходят всю жизнь мертворожденными… Не люди, а упыри…

– Ну не все же такие…

– Ну, почти все… Твой хоть, вроде как, работать сам может. А к нам тут устроился один в офис. Менеджером по продажам. Папашу у него отовсюду поперли. Мамаша только вроде где-то зацепилась еще. В администрации какой-то досиживает… Ну, вот он и пошел работать, деньги-то нужны. Явился, чистенький такой, отглаженный. Вежливый, всегда «здрасьте-пожалуйста». Любезничал, пока не напортачил по-крупному. Ну, его на место поставили – так он в истерику: «Хамы! Как вы со мной разговариваете! Вы знаете, кто я? Да вас всех тут уволят!» И к телефону, звонить кому-то, мол, что это за шарашка такая, не пора ли их тут закрыть. Борька с Мишкой его под белы руки взяли и на улицу вынесли. И портфельчик его рядом аккуратненько поставили. Так он под окнами прыгал, как оглашенный. Орал, жужжал, пока милицию не вызвали. Привык с детства, что он самый главный, и все вокруг него лебезят. А че жужжать-то? Оса без жала… Всех их скоро история выкорчует. А если и останется от всего этого отрыжка какая-нибудь вонючая, социум этих амеб все равно не примет. Такие всегда будут обречены на ненависть и одиночество. Даже если им по привычке будут петь дифирамбы и улыбаться в лицо. В спину им всегда будут плевать. За отсутствие социального разума общество всегда жестоко наказывает.

– Ух ты, какой большевик-диалектик ты у нас, – грустно усмехнулась Валечка, – не хватает еще кожанки, красной косынки и трибуны, обитой кумачом.

– Наган еще забыла. – Галька затянулась сигаретой и сказала: – Ты это, не язви. Ты бы видела как этот холерик слюной брызгал! И потом к нам с проверкой приходили из мэрии. Ясное дело, кто это устроил. Навредить не навредил, а крови попил. Говорю же, упыри это, а не люди. Хозяевами жизней быть хотят. А сами из комплексов сотканы… А тебе, Валька, я дело говорю – бросай ты урода своего, пока не поздно, раскручивай бизнес, я в долю тебя возьму, мне дилеры во как нужны… Бабок нарубишь, самовыразишься за милую душу… Командировки, выставки… Другие люди, другие контакты, может, и встретишь кого получше твоего дефективного…

Хотелось ли Валечке чего-то подобного? Пожалуй, нет… Не ее это все… Она любила Кирилла…

– Галька, я без Кирилла не могу и ни за что его не брошу, какой бы он ни был.

– Ну ты, прям, декабристка! – усмехнулась Галька. – Только вот в чем разница-то. Декабристки-то эти и поженены были и повенчаны, и имения у них были, и потомство, и наследство официальное. Все будьте-нате. А как я понимаю, Кирилл отношения с тобой оформлять не собирается.

– Ну, ему же на ноги надо встать сначала.

– На какие ноги-то? Слушай, сними ты очки-то свои розовые. Надо же, как привязалась ты к нему! Приворожил он тебя, что ли? Нет, я, правда, не понимаю, как можно жить с выключенными мозгами! Разума никакого. Одни гормоны с эндорфинами.

– Эндо – что?

– Эндорфин – это хренотень такая, которая в мозгу вырабатывается и настроение повышает… У влюбленных, типа тебя.

– Ну, ты даешь! Ты что медицинский тайком закончила?

– Ну, допустим, не закончила. Но средство одно, кстати, знаю… Как привороты отваживать. Слухай сюды. В Мишку, деверя моего, уборщица их офисная влюбилась. Да так, что хоть свет туши. Ну, не офис, а храм любви какой-то стал. Комедь Шекспира прям. «Сон в летнюю ночь».

– Ты что у нас теперь Шекспира читаешь?

– Ага. Интересно было, и прочла. В жизни все надо попробовать. Это ты у нас только ничем не интересуешься, кроме придурка своего.

– Он не придурок.

– Ты права, он не придурок. Он полный придурок.

– Галька, кончай.

– Кончишь тут с вами, как же… Ну ладно, ладно. Умница он у тебя. Ты, это… Не перебивай и не цепляйся к словам. Слушай лучше… Ну, в общем, влюбилась, значит, в Борькиного брата уборщица. Смотрит на него загадочно из-за предметов мебели, ну прям, как актриса Румянцева в фильме «Неподдающиеся»! Потом стала надевать декольтированные майки и короткие юбки. Представляешь, как это выглядело, когда она мыла полы?! Потом типа пирожок испекла, чтоб Мишка знал, что она не только красавица, но еще и хозяюшка отличная. Как-то сказала, что от него пахнет хорошо, и поинтересовалась, что у него за туалетная вода. Брательник Борькин, бедняга, боялся на работе задерживаться… Полный бред, в общем.

– Поговорить с ней не пробовали?

– Пробовали. И деликатненько, и через отдел кадров. Уволили даже под конец. Но тут-то все хуже еще стало. Письма писать ему начала. После работы подкарауливать. Звонить и в трубку дышать, как подросток. Не стало жизни от нее совсем. Ну, дак вот… Танька, жена Мишки, пошла к Пелагее…

– К кому?

– К Пелагее – бабка такая под Киришами живет. Знахарка и ворожея. Людей насквозь видит. Травки дала. Деверю травку в чай заварили, а уборщице под коврик на лестнице подложили. И с тех пор ни звонка, ни привета, ни ответа. А через полгода узнали мы, что замуж уборщица эта вышла. Во как. Спасибо бабке Пелагее. Направила, тык скыть, энергию в правильное русло.

– Ну вы даете! А со мной-то вы что делать собираетесь?

– Дак я ж говорю, отвадить тебя надо от красавца твоего. Чтоб не тормозил тебя на пути развития…

– То есть ты сказать хочешь, что Кирилл мне развиваться мешает?

– Что значит, «сказать хочешь»? Оно все так и есть. Только ты сама не замечаешь этого.

– Ну, спасибо за заботу. Я как-нибудь без вашего мракобесия обойдусь.

– А это не мракобесие, а необходимость суровая. Не хочешь к бабке ходить, напряги мозги свои, подумай сама про жизнь. Понятно, что ты ничего не хочешь менять. Приросла ты к Кириллу своему. И он себя с тобой прекрасно чувствует, как прекрасно чувствует себя червь-солитер в нутре человека. Но поверь мне, иногда просто нужно резануть по живому. Ты же ведь ходишь к зубному врачу? Потому что это надо.