Гелен Аму. Тайга. Пеонерлагерь. Книга 1 - Ира Зима

— Ни с кем я ничего не делал, все из-за тебя, разве непонятно? И при чем тут этот Кира… — да Ромке по фигу чего там и кто, ему известно про меня все, но он требует объяснений, а я, что, к нему сама лезть должна была?

— Уже не при чем… Скажи спасибо, что он тебе не врезал, а все потому, что я честная очень… — за каких-то полчаса я уже привыкла целоваться, теперь это не кажется таким неловким, наоборот, все очень естественно, все границы между нами всегда были условны.

— Ты о чем? — спрашивает, будто не знает, но я не чувствую себя уязвленной признанием, а только очень глубокой, настоящей, не знаю себя без него, я не бываю без него, а он хочет слышать, я должна сказать все вслух, признать, что «все наше» существует, что это не область мифов, а реальность, и пусть только наша — этого достаточно.

— Да я ему рассказала, что влюблена в тебя с восьми лет, так что Кира кулаками махать не станет… Мы его обидели! — ну не верила я, что Валевский это реально, и сейчас не верю…

— Вот дура, на такое не обижаются! А мне, что, надо было спокойно смотреть, как он тебя клеит? Все ходила зашибленная, а тут, бац, и выросла ни с того ни с сего! Или я должен был лезть к восьмилетке? — он отстранился, я смотрю на него и не могу понять эту свою зависимость от него, как такое вообще возможно?! А он не думает, ощущение, что он вжился полностью в то, что с нами происходит, ничего не отталкивает и не отрицает.

— Странно, что я этого не знала, мог хотя бы общаться со мной, — столько времени потеряно зря…

— Ванька вон дообщался, и мне такого не надо! Андроидные близнецы! — он двигается еще ближе, снова происходит смещение пространства, когда целуемся, все внутри перепутано, где его, где мое?

— Ты так все преподносишь, но на деле все было не так, ты жил своей жизнью, меня в ней не было…

— Слушай, не парь меня, ничего доказывать я не собираюсь, решила парня завести — вот тебе парень! Думай поменьше! Не над чем тут думать, прими как факт!

— Как этот твой трофей? Странно это… — я покрутила кроссы на ногах.

— Ага, и не смей снимать, я охренел, пока на это бревно залез! — он взял мою ногу, поднял повыше, оценил свое достижение.

— А выглядело все так легко… — ущипнуть себя или сон все остальное, и только мы настоящие?

Пришла Тая, усмехнулась, увидев нас, поблагодарила меня за свежезаваренный чай, который уже слегка остыл, мы так к нему и не притронулись, потом поставила мне укол, и мы с Ромкой пошли в «актовый» — скоро выступление, пора готовиться. Только мы не шли, а чем попало занимались, смеялись, целовались, он крутил меня вокруг себя, прихватывал и подкидывал зачем-то, странное состояние невесомости и невозможной по эту сторону запредельной близости. И это принадлежит мне, и всегда было моим, но доросла до такого состояния я только сейчас. У входа в зал встретили Егора, тренера теннисистов и двух незнакомых мне взрослых; я резко почувствовала, с каким неприятием женщина посмотрела на меня. Ромка все еще держал меня за руку, и от ее взгляда я себя отдернула:

— Рома, ты последний общался с Карауловой, не знаешь, куда она поехала? — это тренер спросил; я поняла, что рядом стоят родители Оли, и похолодела…

— После концерта мы не виделись, поссорились, если честно, я хотел с ней поговорить потом, но она не пришла, — родители Оли смотрели на Ромку осуждающе, особенно на меня, и ему это не понравилось.

— Да она к «своему» уехала! Вы у Гриши этого были? Он вернулся со «сборов», вот она к нему и засобиралась, а я за ней не слежу! Он ее жених, правильно? — уже более нервно выдал Ромка, эта информация меня немного потрясла: у Оли был жених?

— Да, были, он ее не видел, это он тревогу поднял, она так к нему и не приехала! — отца интересует только дочь, он обеспокоен и до нас ему дела нет.

Но мне стало легче, я вдруг припомнила намеки Наташки, что у Карауловой очень активная личная жизнь, а у них-то близкие отношения. Да Оля у какого-то парня, вот и все! Это очень обнадеживающее предположение для моего сердца! И вообще, догматическая мораль и любовь плохо сочетаются, а Оля способна выдавать в пространство слишком концентрированный ее вариант, и никто не выдерживает такого, ни она сама, ни ее парни. Впрочем, Валевский тот же случай, вот только меня это бьет по живому…

— Надо вам поговорить с Наташей, они близко общаются, она может и знает, к кому Оля поехала. Ну и вы же были в отпуске, да, вот она и не оповестила вас, не успела… — сказала и мне самой надо в это верить, а родители Оли посветлели лицом.

— Ну, я же говорил! Не волнуйтесь, она у вас уже взрослая! И очень активная! — последнюю фразу тренер добавил зря, она не понравилось Олиному отцу.

Но тренер очень воспрял духом от того, что Олино отсутствие объяснимо! И всей процессией они вернулись в «спортлагерь», теперь все знают, что Наташку искать в нашей зоне бесполезно, ошивается она теперь только рядом с Митяем, я ее и не вижу совсем.

Ромка сразу вернул мою руку обратно себе в карман. Он это сделал намеренно и перед родителями Оли, и перед всей нашей командой, когда мы зашли в зал; я пыталась вырваться — такое внимание обнажало сокровенное, которое я не могла показывать чужим, уютнее, когда все сидит внутри и надежно спрятано. Реакция неприятия была очевидна, особенно невыносимо разило бешенством от Бабочки, я даже готовилась отразить ее немедленную атаку, но и Валевский был готов, он на нее цыркнул, а Муха выразил:

— Пантелеева, дистанцию держи, а то поедешь прямо сейчас домой! Зарецкая — Викушин «золотой снаряд», Викуша тебя «на бинты» порвет, только посмеешь лишить ее перспективы «загранки»! Валевский, ты Сашку не доведи до такого же состояния, как Бабочку, а то, как мы выиграем, если нервы у девки будут ни к черту!? — и Муха хохотнул, словно это шутка, а не мои нервы. Бабочка осталась злая, но на своем месте.

— Ничего, на нервах оно только сильнее будет, — Ромка оставил, наконец, мою руку, которую я никак не могла вырвать, но обкрутился своей левой рукой вокруг моей шеи и поцеловал в губы, и еще раз, отпустил и пошел к пульту. Шоу начинается! И народу в нашей команде многовато, чувствую себя как насекомое в коробке орнитолога, ну и хрен, хлопнула в ладоши, и все очнулись, забегали с последними приготовлениями, все-таки условные рефлексы у команды уже работают.

— Крутые кроссы, — бросил мне Ванька, проходя мимо, у него важная социальная роль в постановке, и в нашей жизни с Ромкой тоже. Вот чей он друг, мой или Ромкин? Ведь он все про Валевского знал, и ни разу даже не намекнул мне на такой исход!

Через полчаса зал был полон зрителей и как положено — под завязку, как ни странно, меня не трясло перед «премьерой», я была сосредоточена и верила в команду даже больше, чем в себя, выходить на сцену страха не осталось. Ситуация с Валевским выбила из-под меня последние подпорки: я у всех на глазах, и ничего, не рухнула, ниже падать просто некуда, если он кинет меня так же публично, как и закадрил… Так что любой провал рядом с такой перспективой равен дворовой луже — не приятно, но не страшно. Свободу и ловкость принес мне не «реванш», который, как все считают, я получила сразу со всех сторон, а осознание: что бы между нами ни случилось, это не изменит уже ничего. Все уже произошло: я вышла из области подсознания и зафиксировала себя в реальности именно такой, какой я себя знаю, хотя весь мир мне будет твердить, что так не бывает, всего, что я знаю — не бывает. Меня не бывает! Вот Ромка и стал тем внешним фактом, который подтвердил, что я равна себе внутри и снаружи. Разве можно назвать то, что между нами «реваншем» или «завоеванием»?!