Мы – кровь и буря - Кесия Люпо

– Хорошо, миледи.

Как только он ушел, Констанция повернулась к Уинтону. После мрачных новостей на нем не было лица, или, вероятно, причина его печали крылась в грубом разговоре с его другом.

– Мне не стоило быть грубой, – сказала она с виноватым видом.

– Все нормально. Я уверен, что судья обращался с ним гораздо хуже. – Уинтон улыбнулся. – Я не могу поверить в то, что сделали люди судьи. Как можно быть таким бездушным?

Констанция покачала головой. Ее брат был наивным до раздражения.

Они остановились возле Западного караульного поста. В безмолвном согласии брат и сестра подошли к краю стены и посмотрели на склоны горы. Крыши пустых особняков Верхнего города поднимались из грозового облака, как корабли, мерцая розоватым светом на утреннем солнце. Случайные языки голубых вспышек облизывали дымовые и водосточные трубы.

– Красивое зрелище, правда? – тихо произнесла Констанция.

Уинтон в изумлении посмотрел на сестру.

– Облако убило больше половины здешних людей, – ответил он. – Разве может обладать красотой то, что нас уничтожает?

– Разве страшные вещи не могут быть красивыми?

Какое-то время Уинтон молчал, но затем повернулся и посмотрел на сестру так, что та опешила.

– Святые Предки, Констанция, я знаю, что ты умалчиваешь правду… Позволь мне тебе помочь.

Внезапно он обхватил пальцами ее левую руку – ее неправильную руку. Констанция резко отпрянула, но на лице брата застыло выражение шока: он почувствовал неожиданную жесткость под рукавом платья. Сомнение тотчас затуманило его взгляд.

– Мне пора, – выпалила Констанция, торопясь в сторону лестницы.

Она чуть не споткнулась, отчаянно желая броситься наутек через двор. Горло ее сжалось, а виски сильно пульсировали. Нельзя, чтобы ее разоблачили. Не сейчас.

Позже Констанция ждала в Северном крыле, следя за двором в поисках доктора Торна. Когда он наконец покинул отца, чтобы проведать судью, она положила перо на стол рядом с бумагами. Констанция выбрала этот кабинет из-за выигрышной точки наблюдения возле двери Северной башни.

– Лорд Вередит, мне нужно увидеться с отцом, – попросила Констанция.

Старик оторвал взгляд от стопки бумаг, которые оформлял, чтобы передать ей полномочия регента.

– Хорошо, дорогая, – дрожащим голосом и с улыбкой ответил лорд.

Констанция дошла до двери, ведущей в Северную башню. Лекарь ее запер, но, убедившись, что вокруг чисто, она открыла ее простым ударом трости. Скользнув внутрь, она заперла за собой дверь.

Сегодня отец выглядел спокойнее, но почти не реагировал на ее присутствие. После нескольких минут настойчивого допроса она опустилась рядом с ним на колени на твердый каменный пол, прижала пальцы к его вискам и снова попыталась прорваться через преграду, установленную доктором Торном.

Спустя несколько минут бесполезных попыток она надела маску и включила механизм, который перевел окружающий вид в режим магического мира. Грозовое заклятье оказалось слабым: едва заметной паутиной, цепляющейся за края стеклянного купола. Однако отец светился красными чарами, которые держали его разум в безумии. Констанция исследовала красную стену на наличие слабых мест, тщательно просматривая состав магии. Торн оказался сильным и искусным волшебником. Исходя из прошлого опыта, она больше не стала применять к стене вокруг головы отца всю свою магическую мощь. Констанция знала, что ей придется идти в обход: снять заклинание, ослабить его и постепенно убирать, пока оно не исчезнет.

Казалось, прошла целая вечность, пока она смогла сделать в стене крошечную щель, послав внутрь поток магии. Ее голова раскалывалась, но она упорно продолжала. В красных чарах появились трещины, и герцог заметно расслабился. Попытки убрать заклинание ослабили ее силы. Констанция вздохнула. Холодный пот струился по ее шее, пока она пыталась восстановиться, сняв с лица маску.

– Отец?

– Констанция? – он заговорил обычным голосом с ясностью во взгляде. – Предки…

Герцог выглядел так, будто хотел разрыдаться, и теперь его эмоции стали настоящими, разумными. Констанция почувствовала волну облегчения. Выражение его глаз быстро сменилось чем-то похожим на стыд, и тогда Констанция поняла, что хотя он находился в тюрьме собственного разума, он все видел. Он все помнил.

– У нас мало времени, – начала Констанция. – У меня не осталось сил, чтобы полностью разрушить заклинание.

– Что ты здесь делаешь, Констанция? – Он посмотрел ей в глаза с прежней решимостью. – Я просил тебя никогда не возвращаться, – прошипел герцог.

Ее поразило, как быстро он переменился из больного старика в герцога, которого она когда-то знала.

– Ответь.

Констанция пристально на него посмотрела. Сейчас она задавала вопросы.

– Кто это сделал с вами, отец?

– Констанция…

– Отец, у меня нет времени объяснять. Вы должны мне доверять. – Она заглянула ему в глаза, умоляя выслушать и уступить, хотя бы раз в жизни. – Кто это сделал?

Герцог сдался.

– Лекарь. Его лекарства усиливают… заклинание.

Он выпалил слово «заклинание», как какое-то ругательство.

– Но почему? Какую игру затеял Джонас Торн?

Отец покачал головой.

– Ищи не пешку, а игрока. Кто извлек выгоду из моего безумия?

Констанция нахмурилась.

– Судья? Но он ненавидит волшебство… Зачем?..

– Ради власти. Зачем еще? – Герцог с отвращением посмотрел на свои больные руки, как на руки попрошайки. – Ради власти люди готовы на любое лицемерие.

– Вы в этом уверены?

Констанция не могла поверить, что судья способен на такой самообман.

– Это ведь бессмысленно…

Герцог посмотрел на нее испепеляющим взглядом.

– Я уверен. И если у тебя есть мозги, ты тоже должна это понимать. Конечно, это бессмысленно. Но судья одержим. Он не мыслит здраво и не видит противоречий между желанным исходом и способами его достижения.

В голове появилось множество вопросов, но она постаралась сосредоточиться. Констанция взяла его руки и задала единственный главный вопрос, который оставила на тот момент, когда он будет в здравом уме, чтобы на него ответить. Кожа его пальцев была сухой и тонкой. Она напоминала кожу старика, хотя герцогу еще не было и пятидесяти лет.

– Отец, я кое-что ищу… Вы помните брошь, которую мама носила на сорочке?

Его выражение омрачилось, но он кивнул.

– Я помню. Она всегда ее носила, – ответил отец, и несмотря на сухой тон, вокруг его глаз появилось напряжение. – Я дарил ей великолепные украшения, но все равно…