Зеркало времени - Николай Петрович Пащенко

умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперёд? кто, зная все силы и свойства и всю глубину нашей природы, одним чародейным мановением мог бы устремить нас на высокую жизнь? Какими слезами, какой любовью заплатил бы ему благодарный русский человек!»

Н.В. Гоголь. «Мертвые души»

«Постиндустриальная цивилизация является продуктом тех процессов, которые связывают земную историю с космической и самой всемирной истории придают форму своеобразной космогонии. Этой цивилизации предстоит решить высшие мировоззренческие вопросы, ибо она формируется в поздний час истории, когда обнажились роковые противоречия человеческого бытия».

А.С. Панарин. «Реванш истории: российская стратегическая инициатива в ХХI веке»

Глава первая

В ЧУЖОМ ПИРУ ПОХМЕЛЬЕ

1. Остров Северный. Симбиотический комплекс

Если бы не знать, что за спиной остались взлётно-посадочные и рулёжные полосы авиабазы острова Северного, ангары с самолётами и военный даже не городок, а целый город, повернуться спиной к берегу и смотреть перед собой и широко в стороны, вдыхая полной грудью холодный и резкий йодистый ветер, вдруг осенит тебя и, поражённая, внутренне согласишься, что и без присутствия человека всё так же лениво и неустанно будут наползать низкие тёмно-синие тучи на фиолетовые вершины угрюмых сопок острова.

Всё с тем же природным ритмом стихотворного гекзаметра продолжат накатываться на песчаную береговую кромку ряд за рядом тихоокеанские протяжённые валы. Ударятся и будут рассыпаться с гудящим грохотом на торчащих кое-где из воды у прибрежья обломанных скалах в мелкую влажную пыль, переносимую упругим ветром через полосу песка и набрасываемую с бездумной щедростью на выбеленные солью и первым робким снегом каменистые осыпи у растресканных подножий скал, вросших в тощие мхи, и беспрерывно сеяться на те же солёный песок и сырые мхи.

Холодно, особенно на голом берегу, но уходить из сурового величия царства северных стихий в прозаическое домашнее тепло нам пока не хочется.

Когда мы прогулялись вдоль доступного участка берега, присели отдохнуть и стали понемногу мёрзнуть, Борис развёл для меня небольшой костёр из плавниковых, просолённых океаном и обглоданных песком и волнами обломков деревьев и пиловочника в расщелине между отрогов двух соседних сопок, близко подступивших друг к другу. Здесь можно стало укрыться от ровного напора ничем не сдерживаемого над Тихим океаном северного ветра. Из относительного затишья мы не уставали рассматривать величественную панораму гористого прибрежья, хмурого закатного неба и волнующегося сумрачного океана, не в силах оторвать от неё заворожённых глаз. Изредка оранжевые солнечные лучи высвечивали далёкие вершины гор на соседних островах в длинной цепи Алеутов, но совсем ненадолго, и вскоре сероватые от первого робкого снега, местами в пятнах мхов и лишайников, горные пики вновь поочерёдно скрывались в тёмных тучах и сизой дымке.

Кажется, что долгие день и вечер сегодня не кончатся, а утро мы почти не заметили.

Я, сидя на обломке бревна и постукивая ступнями в туристских ботинках друг о друга, подняла капюшон пуховика-анорака, зябко втянула голову глубоко в плечи и неотрывно вглядывалась в скоропроживаемые жизни сменяющих друг друга бесконечных поколений океанского наката. Перед обедом я тихонько плакала, прослушивая «Жизнь в любви» в исполнении Мирей Матье и Шарля Азнавура, пока Борис был в ванной. «Мон амур, моя любовь»… Завтра я улетаю с острова Северного, так распорядился Джеймс Миддлуотер, вместе с ним. Патрульный полёт Бориса с Хэйитиро назначен на послезавтра. Я надеюсь встретить их при возвращении из столь неожиданно приблизившегося к нам полёта.

— Хочу выкупаться, Акико, — объявил Борис, когда молчание слишком уж затянулось, и принялся раздеваться. Я посмотрела на него, прекрасно поняла, что ему хочется сделать хоть что наперекор чему угодно, слабо улыбнулась и ничего не сказала. Он храбро пошёл в воду, обдаваемый брызгами с силой бьющих о его ноги леденящих волн. Оглянулся: я поднялась и с изумлением за ним наблюдала. Зайдя стоически по пояс, Борис окунулся с головой в высокую накатившую на него волну и немедленно, вслед за нею, заторопился к берегу, ощущая, что его голени уже одеревенели. На твердом влажном песке он издал дикий вопль, подпрыгнул, взбрыкнул ногами так, что почти попал пятками по ягодицам, и припустился бежать, что было силы, метров на сто от меня и потом сразу ко мне.

— Водичка-то по Цельсию градусов пять-шесть, о-о-ей-ёй, — подбежав, сообщил Борис между глотками воздуха. Выкрикнул, что его охватила необыкновенная, искрящаяся бодрость. Не вытираясь, он повернулся ко мне спиной, снял и выжал плавки и немедленно стал одеваться, оставаясь голыми ступнями на ледяном песке. Задыхаясь, фыркая и отпыхиваясь, он торжествующе прокричал, отворачивая лицо от ветра:

— Могу теперь кому угодно честно сказать, что я купался в Тихом океане!

«Sharazan», вспомнив песню очаровательной итальянской пары, плеск тёплых волн, и непроизвольно вздрагивая, подумала я, но не отважилась произнести эту крамолу вслух.

— А знаешь, Борис, о чем я сейчас вдруг подумала, когда ты так храбро входил в океан по мокрому холодному песку? — спросила я, развеивая ожидание Бориса, что сразу же расскажу ему о моём впечатлении от его купания, но я просто подошла и встала с ним рядом. — Мне самой удивительно, что не в Гоби неожиданно пришли ко мне воспоминания о коротком периоде и моей собственной жизни среди царства песков, а только здесь.

Он взглядом пригласил меня поделиться и взял ботинки, но, попрыгав на одной ноге, придерживаясь за мой локоть, махнул в сторону обломка ошкуренного волнами толстого ствола какого-то дерева, чтобы присесть и обуться.

— До сих пор не могу объяснить себе, — заговорила я, глядя на его босые пятки и выбирая, куда ступить, чтобы проследовать за ним, — почему мне захотелось после окончания с отличием британского университета на полагающуюся мне небольшую премию поехать для заслуженного недельного отдыха именно в Прибалтику. А не в те же полюбившиеся Нидерланды, например. Пусть это остаётся внутри меня мной не понятым. Если мне интересен был тогда Жан Поль Сартр, кажется, гораздо больше о нём я могла узнать во Франции. Верно? Но, наверное, мне хотелось тогда и уединения у малолюдного моря, и я неосознанно выбрала Балтику. Наверное, я понимала, что иначе мне никогда там больше не побывать, а увидеть те места для чего-то мне очень необходимо. И сберечь потом память о них на всю жизнь. Наверное, так.

В полёте из Англии я с любопытством разглядывала в иллюминатор незнакомую мне Европу. Медленно надвигалась с востока земная тень, внизу блёкло-серые пятна городов постепенно начали преображаться в прихотливые орнаменты световых соцветий. Люди включали освещение, и казалось,