Лестница в небо - Джон Бойн

– Мне показалось, вы говорили, что Дэш вручил вам его в аэропорту, – произнес Гор, глядя на мальчика.

– Должно быть, вы недопоняли, – ответил Морис. – Я сказал, что в аэропортовой книжной лавке его было много.

– Вы разве так сказали? – спросил Гор. – Я помню совсем не это.

– Это прекрасная работа, Дэш, – сказал Морис, поворачиваясь к своему благодетелю. – Очень трогательная и проницательная в том, что касается бытия плоти. Надеюсь, однажды научусь писать так же, как вы.

Дэш гордо обвел взглядом стол, сияя от уха до уха, а Морис дотянулся до своего винного бокала и осушил его одним глотком. Гору очень понравилось выражение на лице этого мальчика, хотя по нему почти невозможно было истолковать, о чем он думает на самом деле. Да я бы мог, подумал Гор, написать тысячу слов лишь об одном этом выражении.

Рано поутру, когда Хауард и Морис еще спали, он застал Дэша на прогулке по прилегающим владениям. В это время суток, сразу же после ванны, Гор обычно прогуливался – утро очищало его ум от тумана, что висел в мозгу с вечера накануне. В последнее время его начали тревожить сны, а сам сон стал беспокойным – такое состояние он приписывал подкрадывавшейся старости. В этом году ему исполнится шестьдесят пять. Пора на пенсию. Ни один из его родителей не пережил семидесяти четырех, и мысль о том, что ему осталось меньше десяти лет, тревожила его. Еще нужно написать столько книг, и хотя он напускал на себя безразличие касаемо нынешнего мира книгоиздания, еще столько всего хотелось прочесть.

Иногда он задумывался, кто из них уйдет первым, он или Хауард[33]. Не в “Грозовом перевале”[34] ли это было – когда Хитклифф хотел, чтобы Кэти умерла раньше него, и так ей бы не пришлось переживать травму жизни, проведенной в одиночестве? Или там наоборот все было? Не мог вспомнить. Роман этот он читал давным-давно. Но строка такая там где-то есть. Хочу ли я, чтобы Хауард умер до меня? – спрашивал он у себя теперь, и недвусмысленным ответом звучало “нет”. “Пусть я уйду первым”, – бормотал он, обращаясь к богам. Пусть Хауард разбирается с одиночеством. В древности за такие просьбы предлагалась жертва. Забивали животное, а внутренние органы его сжигали на алтаре, и жрец надевал маску, чтобы не свидетельствовать злу, отлетающему вместе с дымом. На краткий миг задумался он, до чего легко будет установить в “Ла Рондинайе” помост и как он раздобудет у кого-нибудь из деревенских мальчишек ягненка, но затем Гор тряхнул головой и рассмеялся нелепости этой затеи. Хауард сослал бы его в лечебницу, если бы вышел и застал его одетым в монашескую рясу и распевающим заклинания на террасе.

Дэша он заметил там, где сад упирался в стену утеса, – тот прогуливался с нелепым видом, облаченный в безвкусную гавайскую рубашку и шорты, выставлявшие напоказ бледные безволосые ноги. Первым позывом у Гора было побыстрее вернуться к вилле, где он мог бы в одиночестве позавтракать, но понурый шаг его приятеля и несчастное выражение на физиономии убедили продолжать двигаться к нему.

– Mio amico[35], – произнес он, приветственно поднимая руку, и Дэш улыбнулся в ответ и мрачно кивнул. Выглядел он усталым, и Гор подозревал, что спал Дэш скверно. Кассиопея разместила Дэша и Мориса в смежных комнатах, их кровати отделяла лишь тонкая перегородка, и Дэш, возможно, слышал, как молодой человек встает посреди ночи, занимаясь своими честолюбивыми трудами.

– Здравствуйте, Гор, – произнес Дэш. – Прекрасное утро, а?

Гор не ответил, поскольку терпеть не мог разговаривать о погоде и презирал тех, кто это делает. Но шаг свой он подстроил под Дэша, и они шли поначалу молча, глядя на дикие цветы, перемещаясь к оливковым рощам и винограднику.

– Повезло вам жить в таком красивом месте, – наконец произнес Дэш.

– Повезло, – согласился Гор. – Полагаю, что никуда отсюда не уеду.

– Вы разве не скучаете по Америке?

– Не очень-то. Америкой я сыт по горло на десять жизней вперед. Не та это страна, какой была когда-то. Время от времени я даже ловлю себя на том, что скучаю по Никсону, а когда дело доходит до вот такого, это значит, что дело табак.

Дэш улыбнулся.

– С кем вы видитесь? – спросил он. – Из прошлого, в смысле?

– Со всеми. Иногда наяву, иногда во сне. В прошлом месяце был уверен, что ощущаю здесь Нину, хотя та умерла больше десяти лет назад. – Он умолк, нагнулся за камешком и небрежно бросил его в зелень. – Джеки заезжает, когда бывает в Италии, что любезно с ее стороны. Вообще-то они с Ли в прошлом году навещали меня[36]. Мы напились и соревновались, кто вульгарнее отзовется о Джордже Буше.

– Кто выиграл?

– Княгиня Радзивилл, конечно. Актриса она, может, и никудышная, зато неприличных шуток знает больше, чем любой матрос, а анекдоты всегда рассказывает безупречно.

Дэш ничего не ответил, и Гор слегка откинул назад голову, закрыл глаза и поглубже вдохнул аромат цветов.

– Работаете над чем-то новым, полагаю? – спросил немного погодя Дэш, и Гор кивнул.

– Собрание моих очерков, – сообщил он.

– Всех ваших очерков?

– Ну, многих, во всяком случае. Это будет толстая книга.

– Вернетесь домой ее продвигать?

– Дорогой мой Дэш, я и так дома.

– Вы же понимаете, о чем я.

– Наверное, да, – ответил Гор. – Возможно, даже задержусь на месяц-два. Повстречаюсь с теми, кто еще жив и в ужасе от того, что может со мною столкнуться.

В прежние дни, конечно, его бы пригласили пожить в Белом доме, когда он заезжал в Вашингтон, а нынче такая возможность исчезающе мала. В спальне Линкольна он ночевал десятки раз, когда там заправляли Джек и Джеки. При Линдоне, конечно, никогда – тот выставил бы его на мороз, поскольку ему не понравилось бы, что педик станет марать ему простыни. Дважды при Хитрюге Дике, включая ту ночь, когда они напились виски и в итоге устраивали полночные набеги на кухню, как парочка подростков, отчего Пэт спустилась и закатила им восхитительный скандал. Форду он никогда не нравился, Картер его никогда не понимал, а Рейган никогда не одобрял. Буш, надо полагать, никогда о нем не слыхал. Вот так вот, не сомневался он, все и будет, пока снова не изберут культурного демократа, если такие еще водятся на свете.

– Присядем? – спросил он, показывая на скамью, стоявшую под сенью оливы так, что с нее было видно побережье.