Копи царицы Савской - Наталья Солнцева

«И царь Соломон дал царице Савской то, что она пожелала...»

Почему подношения царицы перечислены довольно подробно, а ответный дар царя Соломона не назван?

– «То, что она пожелала...» – бормотал Андре, словно в бреду. – «То, что она пожелала...» Что она могла пожелать? И почему Соломон не отказал ей?

Этот вопрос не давал ему покоя ни днем ни ночью. Если царица прибыла из страны Офир, тогда ясно, почему Соломон дал ей то, что она просила, – в обмен на дальнейшую беспрепятственную выработку золота...

Но не одно только золото будоражило воображение бывшего путешественника. Пуще всего волновала его найденная внутри каменных африканских развалин круглая пластинка с изображением женского лица и странными письменами, которую он подобрал рядом со скелетом. Очевидно, одежда погибшего истлела от времени, дождей и ветров, а пластинка осталась, так же как крестик и металлические пряжки.

Женщина на пластинке казалась Андре прелестной и таинственной царицей Савской – она околдовала его, свела с ума. Он изучил множество источников, где упоминался сей библейский персонаж, – от Третьей книги Царств до восточных легенд, еврейских преданий, алхимических трактатов и эфиопского фольклора. В одних царица представала чуть ли не жрицей культа нежной страсти... в других – могущественной и воинственной правительницей, в третьих – демоницей с козлиными копытами, коварной искусительницей иудейского царя. А греки и римляне вообще считали ее сивиллой и приписывали пророческий дар. Восточные же легенды называли ее Билкис – чистая и безупречная возлюбленная, с которой Соломон на время разделил трон и ложе. И с той поры тысячи красивейших жен и наложниц не помогли ему забыть несравненную Билкис...

Эти противоречивые сведения убедили Андре в одном: в человеческой истории нет более загадочной и непостижимой женщины, чем царица Савская.

Он решил сам искать у нее ответа – запирался в своей спальне, закрывал шторы, зажигал свечу и в трепетном свете пламени часами пристально вглядывался в золотой лик, отлитый неизвестным мастером. Увы... царица не раскрывала своей тайны. Тогда Андре хватался за лупу и старательно изучал письмена на обратной стороне золотой пластинки. Эти буквы не походили ни на один из известных ему алфавитов, но мысль о том, чтобы показать их другим исследователям, даже не приходила ему в голову. Эти непонятные закорючки вспыхивали у него в сознании огненными знаками, мелькали и кружились, повергая его в транс и помрачение рассудка...

Наутро он, словно пьяный, выходил к завтраку, пугая экономку бессвязной речью и блуждающим взглядом.

– Что с вами, сударь? – спрашивала она. – Уж не послать ли за доктором?

Врач, который пользовал Андре, подозревал у него расстройство нервной системы из-за перенесенной в Африке лихорадки и прописывал покой, валериану и опиумные капли.

Кроме того, по ночам к больному являлся Мануэль – по его лицу текла кровь, губы беззвучно шевелились, руки тянулись к горлу Андре... не дотянувшись, бессильно падали... «За что ты убил меня? – читалось в глазах проводника. – За что?»

Андре просыпался в холодном поту, вскакивал, распахивал окно и судорожно вдыхал ночной воздух. Он до сих пор не мог поверить, что поднял руку на своего верного спутника, можно сказать товарища...

Без Мануэля обратный путь по саванне превратился для него в сущий кошмар. Он заблудился, чудом не стал жертвой голодных хищников... и если бы не народ мата-беле[6], который приютил его, вероятно, умер бы от истощения и страха.

Вспоминая тот роковой день, когда они с Мануэлем случайно набрели на каменные руины, которые безуспешно искали, Андре воображал себе уже не один, а два скелета внутри разрушенной крепости... Теперь новые путешественники, наткнувшись на останки исполинских сооружений и обнаружив человеческие кости, будут гадать, какая участь постигла сих несчастных.

Андре горько раскаивался в содеянном, в то же время понимая, что не он убил проводника, а некая злая сила толкнула его на столь жестокий поступок. Он не хотел никого убивать! Он только защищал ее... златоликую красавицу, которую не мог делить ни с кем. Вероятно, сам царь Соломон приказал отлить изображение царицы Савской на память о блистательной гостье. А на обороте пластинки зашифровал координаты страны Офир. Так все и было...

Андре фантазировал и совершенно уверился в своих фантазиях. Он не давал себе труда подумать, как пластинка могла попасть из древнего Иерусалима в глубину Южной Африки, да еще оказаться в заброшенном каменном городе. Принес ли ее с собой тот, кто нашел там свою смерть... или она лежала в земле между камней и ждала, пока за ней придут...

– Ты дождалась, моя ненаглядная, – шептал безумец. – Я пришел за тобой. Это фатум. Теперь ты моя! Моя навеки!..

Разве не само провидение вывело его из долины реки Лимпопо в Софалу, порт на берегу Мозамбикского пролива? Андре смутно припоминал проделанный путь. Казалось, Африка не собирается выпускать его из своих жарких объятий. Но он все же добрался до порта. Голландец, капитан торгового судна, согласился взять его на борт. Уже перед отплытием Андре подхватил лихорадку, но и тут судьба благоволила к нему, и он вовремя оправился. Разве не чудо, что ему удалось вернуться на родину и уберечь свою драгоценную добычу от чужих рук?.. В этом он усматривал знак свыше, некое обещание, которое должно было исполниться. Но что обещала ему женщина с золотым лицом, он понять не мог...

Осенью, когда в московских двориках осыпалась листва, а в садах собирали антоновку, Андре женился. Его жена принесла с собой фарфоровые сервизы, пуховые перины, горы подушек, вышитое гладью постельное белье и приличное приданое. Родом из купеческого сословия, она соблазнилась дворянством мужа и его недюжинным умом. Половину того, что говорил Андре, она пропускала мимо ушей, состроив умильную мину. Она гордилась своей партией, тогда как он скрыто негодовал. Андре казалось, что вместе со статусом холостяка он утратил нечто куда более ценное – свободу. То время, которое он всецело посвящал загадке царицы Савской, теперь приходилось уделять капризной и недалекой супруге. В его воспаленном мозгу родилось подозрение, что венценосная красавица уязвлена его изменой. Ему даже приснился сон, где блистающая украшениями царица в короне со страусовыми перьями заявила, что не потерпит рядом с собой соперницы...

Москва. Наше время

– Говорил я – глаз с него не спускать! – бушевал Колбин. – Ослы! Раззявы! Уволить всех к чертовой матери!

Он сорвался. Готов был пустить в ход кулаки. Таким начальник охраны его еще не видел. Красный, потный, дерганый, подбородок дрожит.

– Они сделали что могли, – оправдывал ребят Лавров. – Поехали следом... догнали...

– Поздно! Поздно догнали! – орал Колбин. – Нельзя было пьяного за руль пускать!