Главный врач - Тихон Антонович Пантюшенко

обнимку с куклой Таней. На личике блуждала радостная улыбка. Кто знает, может, этот вроде бы ничем не примечательный день запомнится ей на всю жизнь, останется в памяти как знак людской доброты. Потом, когда Оксанка станет взрослой, все это, может быть, отзовется в ее сердце…

12

Накануне Наталья Титова сообщила в районный отдел внутренних дел, что Юрия Андрица можно выписывать. Сказала об этом и самому Андрицу. Юрий, складывая вещи, напевал вполголоса: «Я уеду к северным оленям…»

— Как дальше, товарищ старший лейтенант?

— Знаешь же, чего спрашиваешь?

— Эх, товарищ старший лейтенант, если бы я знал…

— Не прикидывайся казанской сиротой. Знал, хорошо знал, что за такие шалости премии не выдают и почетными грамотами не награждают. Просто остановить было некому, когда пер на рожон. Как же не покрасоваться перед девушками, не выделиться среди дружков.

— А хотя бы и так? Быть не таким, как все, разве это плохо?

Алесь вприщур посмотрел на Юрия. Волосы торчком, как у ежа иголки. И характер ершистый. Сказал, не надеясь на согласие:

— Плохо быть хуже других.

— А если не получается? — неожиданно погрустнел Юрий.

— Значит, делать, что угодно, лишь бы о тебе говорили? Так, что ли? Нет, Юрий, это скверная философия. Ты слышал что-нибудь о римском императоре Нероне?

— Да вроде проходили в школе, — иронически ответил Юрий.

— Мало было ему устроенного им пожара, так надо было еще убить мать, брата, жену и своего воспитателя Сенеку. Видишь, чего натворил. Зато про эти его дела знает история. Ты такой славы хочешь?

— Тоже мне сравнение.

— А чем не сравнение? Масштабы, правда, не те. А так все в точку. Линия в жизни, Юрий, это большое дело.

Юрий немного помолчал, будто задумался. Не в гости к родичам ему ехать и не на один день. И все же ответил с вызовом:

— Моя линия уже наметилась — прямо на шестьдесят шестую параллель… И снова умолк. Непонятный человек этот старший лейтенант. Грамотный, кажется, во всем разбирается. А вот не замечает того, что видно даже постороннему. — Я вот о чем хотел вам сказать, товарищ старший лейтенант. Дерьмо ваша Нонка.

— Ты о чем? — удивился Алесь.

— О том самом. Знаю я вашу Нонку еще со школы.

— Ну и что?

— Месяц назад она приезжала к вам?

— Ну, приезжала.

— Тогда я вам не сказал, чтоб на лечение не повлияло. А теперь скажу. Учились мы с ней в одной школе. Знает же меня как облупленного. А когда увидела, сделала вид, будто не узнает. Ну, это мне до лампочки. Я увидел на ее лице страх.

— Какой страх? Чего ей бояться?

— Выходит, есть чего. Испугалась она, чтоб я чего не рассказал. Путалась она с кем попало. Один раз укатила с залетным типом. Полгода не показывалась. Приехала потом, как побитая собака.

— А ведь это не по мужски — говорить такое о женщине. — Алесь чувствовал, что Юрий не зря в последний день завел этот разговор.

— Так если бы это была женщина, а то ни дать ни взять, прости господи… По мне, как хотите. Только вас же жалко. Вы думаете, почему она уже месяц не показывается? Иду на спор, что уже нашла себе хахаля.

— Юрий, прекрати свою грязную болтовню.

— Эх, товарищ старший лейтенант. Еще раз говорю: мне все это до лампочки. Но если уж совсем на откровенность, то мне не так вас, как Наталью Николаевну жалко. Она ведь потянулась к вам. Хотите верьте, хотите нет, у меня на это глаз. Наталья Николаевна… вот кто правильный человек. Я бы за такую жизни не пожалел. Удивляюсь я мужикам. Да встреться она в моей жизни, я бы ради нее горы свернул.

Уходил Юрий из палаты, напевая все ту же переиначенную песенку: «Я уеду к северным оленям…» Болтун! Но все-таки почему Нонка за целый месяц так и не нашла времени навестить его, Алеся? Далеко? Верно, не близко. Но если тебе человек дорог, поедешь к нему и за тридевять земель. Не то что из райцентра в Поречье. Что этот пацан плел о Наталье Николаевне? Будто она тянется к нему, Алесю. Вряд ли. У нее, болтают, есть ухажер, тот самый Иван Валерьянович Корзун. Сильный мужик. Женщины таких любят. Правда, в последнее время он почему-то не показывается…

В палату вошла Марина Яворская. Положив на тумбочку таблетки, хмуро сказала:

— Там ваша сестра Нонна ждет в коридоре.

— Сестра? — удивленно переспросил Алесь.

— Сама так сказала. Она там со своим парнем.

— А почему вы решили, что это ее парень?

— Ну а с кем еще девушке целоваться, как не со своим парнем?

Вот оно что. Значит, сестра? И с поклонником, а он, Алесь, — на всякий случай. Расчетливая девица. А может, Марина ошибается? Ну кто станет в больничном коридоре целоваться? Здесь все-таки больные. Неужели так уж невмоготу?

— Целоваться, конечно, не грех, — пустился Алесь на хитрость. — Но в коридоре же больные.

— А перед вашей палатой закуточек. Туда почти никто не заходит.

— Марина, давай сделаем так: пригласи, пожалуйста, сестру в палату, а потом, немного погодя, зайдите с этим парнем.

— Хорошо. — Едва Марина вышла, как в палату вбежала Нонна:

— Здравствуй, дорогой!

В ее глазах светилась неподдельная радость. Щеки горели ярким румянцем. Господи, как долго она ждала этой минуты! Целый месяц! Думаешь, легко вырваться?

Нет, не верилось, чтобы эти глаза могли обманывать. Марина определенно что-то напутала.

— Ездили в Иваново, — рассказывала Нонна, — перенимали опыт у тамошних ткачих. Не могла дождаться, когда кончится этот семинар. Ты уже ходишь?

Тут-то и вошли Марина Яворская с незнакомым молодым человеком. Завидный парень. Спортивная фигура. Черные вьющиеся волосы, такая же, колечками, борода.

Нонна вспыхнула и, что-то пробормотав, выбежала в коридор.

Молодой человек, назвавшийся Эдиком, и Марина ничего не поняли.

— Чего это она? — спросил Эдик. Спросил так, как если бы только Алесь, «двоюродный брат» Нонны, мог знать, что случилось с его сестрой.

— Не обращайте внимания, — ответил Алесь. — Это у нее бывает.

— Нет, вы не подумайте, — начал объяснять Эдик. — Это у нас серьезно.

— Да не оправдывайтесь. Я охотно верю. Догоняйте Нонну.

— Но она же вернется?

— Нет, Эдик, она не вернется. Она поняла, что причинила мне слишком большую обиду.

— Какую обиду, если не секрет?

— В общем-то дело простое. Наследство не поделили, — сказал Алесь. Пусть разбираются сами. К нему, Алесю, Нонна, ясное дело, больше не придет и потом, в городе, будет избегать встреч. А вот Эдика попытается обвести. Наговорит всяких небылиц. Это она умеет.