Главный врач - Тихон Антонович Пантюшенко

— И вы так охотно берете?

— А что делать?

— Как что? Не брать.

— Раньше я старался не брать. Но потом одна женщина приходит и с плачем: «Доктор, если не возьмете, я буду думать, что обречена». Отказался. Ушла вся в слезах. Приходит другая: «Хотите верьте, хотите нет. Я суеверный человек. Возьмете этот пустяковый подарок — поверю, что все у меня будет хорошо. Не возьмете — неспокойно будет на душе. Вы же сами говорили, что душевный покой — залог здоровья». Так что же важнее: душевный покой больного человека или моя стерильная совесть? Решил, что душевный покой наших пациентов важнее. А вы как думаете?

— Я думаю иначе. Если бы у вас было заведено ничего ни у кого не брать, не возникало бы никаких проблем.

Наталья была немного удивлена откровенностью Закревского. Обычно люди, принимающие подобные подарки, избегают чужих глаз и уж никак не рассказывают об этом другим. Но после того, как Виктор Вениаминович обнаружил намерение продолжить их знакомство, она поняла, что эта его откровенность — не более чем способ заинтересовать собеседника, показать свою незаурядность. Наталья собиралась было просить заведующего отнестись к Вере как можно внимательнее. Но, поразмыслив, решила: а чем ее просьба отличалась бы от таких же просьб других? Любая просьба — это одновременно и взятие на себя определенных обязательств. Родственники больного благодарят за повышенное к нему внимание каким-нибудь подарком. А Наталья? Чем она отблагодарит Виктора Вениаминовича? Пойдет в ближайший магазин и купит коробку конфет? Хороша бы она была. Согласиться на продолжение знакомства? Это ей и вовсе ни к чему. А что значит «отнеситесь к больному с большим вниманием»? Уделить больше внимания одному — значит обделить заботой другого. Кого? Тех, кто не в состоянии отблагодарить врача, таких, как Вера Терехова… Это нравственная проблема, которая, если и будет решена, то еще не скоро. Нет, не станет она просить Закревского.

— Я догадываюсь, о чем вы сейчас подумали, — прервал Виктор Вениаминович мысли Натальи. — Вы против повышенного внимания к больным, которые меньше других нуждаются в этом, но за которых просят родственники или знакомые.

— Вы просто ясновидец, Виктор Вениаминович.

— Догадаться нетрудно. А вот скажите мне, пожалуйста, как бы вы поступили на моем месте в такой ситуации. Звонит главврач больницы и требует госпитализировать больную из Баку. Сами понимаете, коек у нас не хватает даже для местных больных. А этой женщине из Баку не требуется никакого специального лечения. Нужен только уход. А главврач настаивает: не только госпитализировать, но и как можно лучше позаботиться об этой больной. Что вы на это скажете?

— Главврачи — такие же люди, как и мы.

— Но и вы же главврач.

— Верно, — засмеялась Наталья. — Не привыкла еще.

— Что, недавно назначили?

— Всего месяц. Но не об этом разговор. Главврач — такой же человек, как и другие. А бывает и похуже. Теперь я хочу спросить вас. А если бы он потребовал, чтобы вы брали плату за лечение?

— Да что вы такое говорите?

— Грубоватый вопрос, согласна. Но ведь разница только в том, что платное и бесплатное лечение — черный и белый цвета. Вопрос же о том, кого госпитализировать, — разные оттенки этих цветов.

Уходя из кабинета заведующего, Наталья решила вначале справиться с делами в министерстве, а потом уже вернуться к Тереховой, успокоить ее и вместе с Оксанкой уехать домой. Она шла по городу с волнением. Здесь знакомы ей все площади, парки, скверы, улицы и переулки. Шесть лет учебы в институте — немалый срок, чтобы город стал не только знакомым, но и родным, близким. Кажется, совсем недавно Наталья вместе с друзьями по институту бродила по Ленинскому проспекту. Он и тогда был широким, нарядным. Теперь же, когда закончили первую очередь метро и убрали ограждение, проспект будто раздался вширь, расправился, помолодел.

В управлении кадров пришлось немного обождать: перед нею оказалось пять-шесть посетителей. Но дальше все пошло на лад.

— Наталья Николаевна? — поднялся ей навстречу Гордейчик. Здравствуйте, здравствуйте. Ну, докладывайте какие у вас трудности? Вы приехали, надо полагать, не только для того, чтобы повидать катастрофически лысеющего Семена Борисовича?

— Да уж признаюсь: не только, — с улыбкой ответила Наталья.

У нее было хорошее настроение. Да и тон Семена Борисовича располагает к тому, чтобы сказать что-нибудь неофициальное, созорничать. Когда шла сюда гулкими коридорами, когда сидела в приемной, ей казалось, что на помещения этого строгого, немного даже сурового здания никак не влияют поры года. Они одинаковы и весной и осенью, и летом и зимой. Словно этим подчеркивалось, что здесь не место эмоциям, что здесь только деловой дух и незыблемый порядок. «Да откройте же окна! Весна на дворе». Побывал бы сейчас Семен Борисович в Поречье, посмотрел бы на цветущие сады, вдохнул бы весеннего бодрящего воздуха, послушал песню соловья. Человек! Оставайся там, где ты рос, где веками жили твои предки. Нет, он уходит из своей колыбели. Подавай ему жизненный простор! А в селах и в деревнях все меньше становится жителей. Конечно, все это непросто. Скажем, многие из горожан искренне верят в то, что город по всем статьям уступает селу в экономическом смысле. Зато комфорт. Человек тянется за удобствами, пусть даже эти удобства стоят ему здоровья. Взять те же легковые машины. Иному от дома до места работы всего-то десяток минут ходьбы, а он не пойдет пешком — поедет на машине. И делает это, забывая, что гиподинамия, сидячий образ жизни приводит к преждевременному одряхлению, к болезням сердца, сосудов. Придумали панацею бег трусцой под усмешки прохожих. Дело доходит до курьезов: вечером бегаем трусцой, а утром на работу — на машине.

— Семен Борисович, — решилась-таки Наталья, — скажите, пожалуйста, только откровенно: если бы вам предложили переехать на работу в село, поехали бы?

— Не отпустят.

— Ну а все-таки, если бы предложили?

— Нет, не поехал бы.

— Почему, если не секрет?

— Видите ли, Наталья Николаевна. Дело в том, что, как бы это сказать… Вы как-то упомянули, что у вас большой сад.

— Да.

— Сколько ему лет?

— Не знаю. Может, пятнадцать.

— Значит, деревья уже немолодые. Корни пустили глубоко. Как вы думаете: если их пересадить в другое место, как они это перенесут?

— Будут болеть.

— И я так думаю.

— Значит, все дело в корнях?

— Именно, уважаемая Наталья Николаевна.

— Допустим. Ну а как же с теми «саженцами», которых вы распределяете по сельским больницам?

— Ну… тут дело другое, — замялся Гордейчик.

Наталья сделала над собою усилие, чтобы не рассмеяться. К каким только уловкам не прибегает человек, чтобы оправдать себя. Придумывает