Гобелен - Кайли Фицпатрик

— Какой из них от двери?

— Медный… я могу…

— Я сам.

Карл с ловкостью, впечатлившей Мадлен, открыл дверь и сделал шаг назад, пропуская ее вперед. Теперь она не могла его прогнать, потому что это было бы невежливо. С другой стороны, она совсем ничего про него не знает… но ведь за весь вечер он не сделал ничего неприличного, значит, он честный человек.

— Хотите кофе? — спросила она.

Карл прищурился, словно оценивая что-то. Такого выражения у него на лице она прежде не видела.

— Если вы сварите кофе, я с удовольствием выпью чашечку.

— Я всегда варю кофе. Моя английская половина чувствует себя самозванкой, когда речь заходит про чай. Его запах ужасно напоминает средство для мытья посуды, если только не добавить туда бренди. Я попробовала его в таком виде перед похоронами…

Мадлен не договорила, сообразив, что сейчас икнет, а это, без сомнения, будет исключительно непристойно. И не потому, что собиралась произвести на Карла хорошее впечатление. Просто уже было ясно, что он — не случайный человек в ее жизни.

Кухню от гостиной отделяла барная стойка, и Мадлен с ужасом увидела, что Карл разгуливает по комнате. Он взглянул на репродукцию картины прерафаэлитов, взял CD-диск, почти дошел до кофейного столика, на котором стояла открытая шкатулка с дневником, оставшимся на виду. Кровь отлила от лица Мадлен, и она неожиданно протрезвела. Она не собиралась никого приглашать в гости, но это слабое оправдание легкомыслию. Она замерла на месте, понимая, что если бросится сейчас в комнату и схватит шкатулку, то выдаст себя с головой. Карл, прищурившись, разглядывал дневник. Блокнот с переводом лежал рядом на столике, но, к счастью, был закрыт. Карл наклонился и слегка коснулся рукой обложки дневника. Мадлен задержала дыхание, безмолвно повторяя: «Не открывай его, не открывай». Он медленно приподнял обложку и тихонько присвистнул. Мадлен отчаянно пыталась придумать правдоподобную историю, объясняющую присутствие дневника в ее квартире. Любую историю.

— Она действительно такая старая, какой кажется? — спросил он после благоговейной паузы.

— О нет, она совсем не старая. Это… подделка. Моя подруга Роза, она тоже была на вечеринке, делает разные вещи… для кино. У нее это здорово получается. Книга выглядит совсем как настоящая, верно?

Карл, прищурившись, взглянул на Мадлен.

— Да, у нее здорово получается, — сказал он. — Просто великолепно.

На следующий день, когда Мадлен принимала ванну, зазвонил телефон. Это была во всем повинная Роза — и в том, что у нее отчаянно болела голова (Мадлен ненавидела похмелье еще больше, чем вечеринки), и в том, что Карл увидел дневник.

— Ты должна была заставить меня уйти вместе с тобой, — хныкала Роза по телефону. — Ты такая добродетельная — рано ложишься спать, никогда не пьешь слишком много…

— Я слишком много выпила вчера вечером, Роза, — перебила ее Мадлен. — И привела к себе почти незнакомого мужчину. Если честно, это он отвел меня домой… ко мне.

Роза была потрясена.

— Мэдди! Ты еще не окончательно потеряна для общества!

— Ладно тебе, ничего не случилось. Нет, на самом деле случилось — он увидел дневник, Роза. Мы забыли его убрать.

— Вот дерьмо.

— Точно. Может быть, ничего страшного не случилось — я сказала, что это бутафория, что ты делаешь разные штуки для кино. Я не уверена, поверил ли он, но, с другой стороны, он не специалист по средневековым артефактам.

— А чем он занимается?

Мадлен пожала плечами.

— Финансами. Слушай, а сколько лет твоему вчерашнему юному спутнику?

— Не твое дело. Он просто великолепен. На следующие выходные мы с ним едем в Рим.

Скорость и ловкость, с которой Роза заводила любовников, до сих пор изумляли Мадлен, хотя она уже давно должна была к этому привыкнуть.

Она предоставила Розе готовить напитки для бывшего студента факультета изящных искусств, а сама снова отправилась в ванную.

Карл не стал продолжать разговор про дневник и очень мило вел себя, пока они пили кофе. К тому же он ушел в правильное время. Само по себе такое поведение могло бы вызвать подозрение, но Мадлен предпочла думать, что он принял ее ложь. Кроме того, она решила, что Карл — настоящий джентльмен, и потому разрешила ему позвонить, когда он в следующий раз будет во Франции.

Лежа в ванне и наслаждаясь успокаивающим действием розовой воды, Мадлен улыбнулась собственным мыслям. Скоро она откроет дневник.

24 июня 1064 года

Праздник летнего солнцестояния дарит следующему за ним дню покой и медлительность, и я отправилась во дворец рано утром, надеясь поработать в полном одиночестве, восполнив свое вчерашнее отсутствие. Я оставила Мэри, велев ей приготовить кашу и присматривать за малышом, хотя она не совсем хорошо чувствует себя после сидра, который пила вчера вместе с сыном каменщика.

Войдя в широкий коридор, который ведет к лестнице в башню, я увидела Эдгара Этелинга. Он сидел на каменном уступе у окна, сквозь которое вливались лучи восходящего солнца. Эдгар читал маленькую книжечку и был так погружен в свое занятие, что заметил меня только тогда, когда я поравнялась с ним. Он вздрогнул и поднял голову, а потом так тепло мне улыбнулся, что я осмелилась спросить, что он читает. Эдгар удивился, что я проявляю интерес к книге, но я изумилась еще больше, когда он показал мне записки короля Альфреда. Альфред научился читать и писать, когда стал королем. Он считал, что знания и правда важны не менее, чем девять сражений с датчанами во время первого года его правления. Эдгар великодушно рассказал мне о книге, потому что думал, будто я не умею читать. Когда я спросила, что он узнал о великом короле Альфреде, в его ответе прозвучала такая мудрость, что я на мгновение забыла о его молодости. «Он был воином и одновременно ученым мужем. Он верил, что мы должны учиться у прошлого, чтобы знать, какие ошибки совершали люди, и сражаться за наше будущее».

Я оставила Эдгара, и он вернулся к чтению, а я поняла, что увидела в нем задатки настоящего короля.

Однако здоровье Эдуарда слабеет, а вместе с ним слабеет уверенность, что Эдгар станет его наследником, хотя и является последним принцем, в чьих жилах течет кровь западносаксонских королей. Эдгар родился в Венгрии, где его семья жила в ссылке, так же как Эдуард и его брат Альфред жили в Нормандии. Все кровные родственники короля Этельреда были изгнаны из страны скандинавскими захватчиками, чтобы никто из Этелингов саксонской династии не смог потребовать назад корону. Когда отца Эдгара убили, он и две его сестры вернулись во дворец. Вот как получилось, что они стали детьми бездетных короля и королевы.

На рыночной площади, где перемешаны ложь и правда, поговаривают, что головорезы эрла Годвина убили отца Эдгара и брата Эдуарда — Альфреда. Много лет назад король обвинил эрла Годвина в смерти своего брата, вернувшегося из ссылки прежде Эдуарда, чтобы потребовать корону своего отца. Его схватили, ослепили под страшными пытками, и он умер от ужасных ран.