Охота за призраком - Вячеслав Белоусов

Был Жигунов патлат, не брит и разил перегаром. Все аргументы и алиби на лице.

— А почему ночью так поздно звонить бегал в правление? Тестя не жалко будить было? — больше для формы поинтересовался Ковшов.

— Так я сообразил, что день проспал, а Полиэфту Кондратьевичу машину посылать надо было. Как пришёл в себя, Дашка рюмку налила, чтобы башка на место встала, и огорошила меня этим утопленником. Вот я и попёрся. А что ночь, что полночь — какая разница, председатель колхоза должен знать, что у него в колхозе творится.

Против таких доводов возразить было трудно.

— Фирюлина знали при жизни?

— Гнилого-то?

— Фирюлина Акима Ивановича, — поправил Жигунова прокурор.

— Да кто же его не знал? Гонял я его, козла, с тоней. Браконьер он отъявленный. И морду ему бил не раз, чтобы не лез к рыбакам. Работать по-людски не хотел.

— За что его судили?

— А кто его знает? Нам об этом никто не докладывал. В городе он попался: то ли с краснухой, то ли с икрой, так в народе говорят. Его поэтому Полиэфт Кондратьевич и велел гнать. Про покойников говорить плохо вроде не положено, но от него только воровства и ждали.

— А до судимости он у вас в колхозе работал?

— В колхозе он не работал никогда. Во всяком случае, при мне. А в деревне соседней, где он последнее время жил, мелькал, кажись. Я за ним особенно не приглядывал. Да и по молодости не до этого мне было. Я больше по девкам стрелял.

— Стрелял?

— Бегал.

— Вы, значит, коренной?

— Отсюда.

— Много людей новых в деревне появилось за последние года два-три? Может, в колхоз кто трудоустроился?

— Да я, товарищ следователь, не отдел кадров, чтобы всё знать. Если про рыбаков, я скажу. У меня вот в звеньях из городских один… Этот, как его? Маркин. Да ещё шофёр Полиэфта Кондратьевича Ефрем Тюньков. А остальных не знаю. С утра до вечера на работе, бабок поспрашивайте, они у нас прямо тряпочное радио, всё знают про всех.

В правлении начал собираться народ. Ковшов закончил допрос Жигунова, отпустил его, побеседовал с парторгом. Парторг говорил много, рассказывал о достижениях, рекордах, победах колхоза. Ковшов записывать его показания в протокол допроса не стал, допросил некоторых членов правления, а там появился наконец и сам председатель.

— Не успеешь выехать — и на тебе, враз в колхозе беда! — с порога протянув руку для приветствия, громко возвестил тот, знакомясь. — Пойдёмте в мой кабинет, а то здесь не дадут нам поговорить.

Он отпер замок своего кабинета, отворил широко дверь, пододвинул Ковшову стул к вместительному столу с бархатным красным покрывалом, распахнул окно на деревенскую улицу и, прежде чем сбросить пиджак на спинку своего стула, по привычке, наверное, поднял глаза на висевший на стене над его столом портрет Ленина, поправил ему уголок, что был ближе, то ли тот действительно за время его отсутствия покосился, то ли сверял свою жизнь под пристальным взором вождя.

Ему было жарко.

— Я и домой не забежал. Прямо сюда. Как будто догадывался, что вы меня ждёте.

— А разве Камиев с вами не разговаривал по телефону? — невинно поинтересовался Ковшов, тоже сняв пиджак.

— Да, говорил, конечно. Как не говорить! Но ночью с взбалмошной головой со сна что упомнишь!

— Убийство серьёзное у вас в деревне, Полиэфт Кондратьевич… — издалека начал Ковшов.

— Ничего подобного не было никогда, Данила Павлович. У нас больше мордобой из-за бабья и по пьянке, да браконьеры, будь они неладны, житья не дают. Гоняли мы их, гоняли, никакого толку, — завладевая инициативой, аккуратно расставлял слова собеседник, — всё лезут к рыбакам, а вот на тебе — дождались, к нашим оханам и сетям подбираться стали. Не хватает им рыбы в реке. Сцепились друг дружке глотки рвать!

— Вы не возражаете, Полиэфт Кондратьевич, я вас в качестве свидетеля по делу допрошу? — раскладывая перед собой протокол допроса, перервал его Ковшов. — Время нам дорого. Да и у вас забот, я вижу, хватает. Народ уже облепил. Как свадьба прошла? У кого гуляли? Родители довольны?

Деньгов сразу от этих вопросов слегка потерял скорость в разговоре, затормозил, не сразу смог перескочить с одного на другое.

— Да обычное дело, Данила Павлович, — запнувшись, выдавил из себя, подбирая слова, — свадьба как свадьба…

— А что так задержались? — не отставал Ковшов, вцепившись в растерявшегося Деньгова. — Колхозные дела побросали? В самый, так сказать, ответственный лов рыбы? Со мной тут парторг поделился вашими рекордами. Колхоз высокие обязательства взял. Перещеголяют вас друзья-соперники из других хозяйств области? Обгонят?

— Ну, два-три дня погоды не сделают, — начал приходить в себя Деньгов. — Обратно, Данила Павлович, дел накопилось в облисполкоме, в обкоме. Вам же известно, меня тут членом обкома партии избрали на областной партийной конференции. Второй год почитай.

— А у кого свадьба-то была, Полиэфт Кондратьевич?

— У родственника моего, главного врача больницы Зубова Глеба Порфирьевича. Жигунов был со мной. Я его, непутёвого, пораньше домой отправил. Чтобы, если что, присмотрел. Он уже опыт имеет в колхозных делах. Член правления. Все рыбаки в его кулаке. Но подкачала родня. Я с ним ещё разберусь. Мозги вправлю. Он уже давно в рюмку не заглядывал. Но, видно, на свадьбе слабину себе дал, перебрал. А домой приехал… Учудил, ночью в правление звонить пошёл. Дня ему мало оказалось.

Допрос председателя длился долго, сложно, томительно, но ожидаемого результата Ковшову не принёс. Деньгов, по сути, ничего нового не пояснил, не дал мало-мальских зацепок. Возможную причастность колхозных рыбаков к происшедшему категорически отрицал, а о браконьерских разборках между собой сказал уже рассеянно и неопределённо:

— Знаете, Данила Павлович, народ наш привык здесь жить посвободней, врать не буду, пользуется попустительством местных властей в сельском Совете и участкового. Тот совсем малец, молоко на губах, недавно его Каримов прислал. А Камиев редко у нас бывает… когда он заглянет?.. А меня нет, в обкоме дел много, каждую неделю приходится колхоз бросать на Жигунова, как пятница, так вызывают, а то и поболее. Конференции разные, пленумы…

— А вы бы подумали, Полиэфт Кондратьевич, нужно вам это? Может быть, людские дела в деревне, хозяйственные проблемы важнее, нежели городская болтовня? — закинул бесхитростную удочку Ковшов.

— Что вы, Данила Павлович? — аж привстал со стула председатель. — Не искушённый вы в наших партийных делах человек! Разве можно так о партии говорить? Одно другому только большую пользу несёт. Легче многие хозяйственные закавыки решать, когда там, наверху, бываешь, ну и, конечно, с большими партийными людьми общаешься. Обогащает!..

Деньгов даже руку в значительном жесте поднял, но под недоумённым взглядом прокурора опустил и почему-то застыдился, вспомнив Ниночку. Но тут же подумал: «Откуда ему знать», — помялся и продолжил: