БеспринцЫпное матерное, или Трагическое недоразумение - Александр Цыпкин

У него пересохло в горле. Он прошептал:

– Думаю, нет…

Витя всё понял про Ксюшу. Кто она. Зачем она пришла. Точнее, за кем.

Эта невозможная, но такая простая мысль совершенно не укладывалась в его голове, он попытался вернуться в реальный разговор:

– А я, кстати, очень люблю снег чистить. Успокаивает. Представляешь, один раз на даче расчищал от снега дорожку перед домом, браслет нашел. Всех соседей опросил, никто не терял. Я его себе оставил. Оказался старинный. Непонятно откуда…

Ксюша улыбнулась. Она поняла, что дядя Витя обо всем догадался, тоже вернулась в реальность и задорно ответила:

– Значит, надо ему было к вам попасть, вот он в снегу и ждал. – И потом вдруг добавила: – Дядь Вить, извините, а не могли бы вы мне его оставить на память? А я потом, если у вас внучка будет, ей передам. Я не потеряю! А пока буду носить и думать о вас, когда идет снег: вдруг это вы там лопатой машете…

– Подарю, конечно! Внучка… Может, и будет внучка.

Вите стало совсем тепло, он успокоился и окончательно поверил, что скоро будет дома. Каждую ночь ему снилось, что он сбрасывает снег с облаков и потом идет к себе. Витя даже расстраивался, когда просыпался в палате.

А потом он закончил все дела и…

На следующий день пошел снег. Много снега. Машины буксовали, пешеходы с трудом перелезали через огромные сугробы, все ругали городские власти, и только Ксюша смотрела в ночное небо, гладила браслет, улыбалась и говорила: «Ну хватит, дядь Вить, ну хватит…»

Тяжело быть писателем в России. Необходимо с серьезным лицом рассуждать о судьбах человечества. Начнешь литературно валять дурака, и тебя распнут за девальвацию почетного звания. Но, как я уже сказал, с позиции «писатель» я взял самоотвод, а значит, есть в этой книге место для совершеннейшей дури, основанной тем не менее на реальном факте, почерпнутом мною на экскурсии по Бангкоку. Просьба визуализировать следующий текст и погрузиться в прекрасный мир наших предков (если верить Дарвину).

Это важный текст, в конце которого вы поймете, почему я предвижу апокалипсис и инвестирую в гречку и керосин. Беда пришла, откуда не ждали, хотя кино про это уже было.

Итак, слушаю я тайского гида и вот что узнаю. У обезьян, работающих в кокосовых колхозах на благо человечества, как выяснилось, повышенная социальная защищенность. Хозяин имеет право эксплуатировать особей только в возрасте от 4 до 12 лет. После 12 лет государство платит каждому нашему предку ПЕНСИЮ (30 000 рублей на наши деньги, между прочим, платят, я так понимаю, доверителю, хотя не уточнил), и, самое главное – нельзя, чтобы одна обезьяна собирала в день более 1000 кокосов. Я тут на богомерзкой йоге вот о чем подумал.

Представим себе, что гид сказал правду. Меня как человека практичного заинтересовала технология. Начнем с нормы в 1000 кокосов. Возьмем кокосовый колхоз дедушки Ху. У него тридцать обезьян. Допустим, молитвой и электрошоком он не дает им всем разбежаться. Допустим, при помощи доброго слова и легкого удара палкой по жопе он научил их всех собирать кокосы и приносить в нужный сарай. В это я верю.

Но что насчет 1000 кокосов в день? Кто, блять, считает? Дедушка Ху? На хрена ему это нужно, он капиталист-эксплуататор. Сама обезьяна Шима, которая прочла об этом, подписывая контракт? Отложим эту версию. Остается дедушка Су – инспектор Комиссии по защите прав обезьян. Он ходит по колхозу и считает, сколько кокосов собрала каждая мартышка. Я даже верю, что дедушка Су – Лобачевский и в своих подсчетах следит сразу за всеми тридцатью тружениками. Рабочая версия.

И вот представим… Дедушка Су заметил, что мартышка Шима собрала 1000 кокосов и, сволочь, собирается сорвать 1001-й. Что он делает? Правильно. Сообщает об этом дедушке Ху, тот пиздит Шиму по жопе палкой. Шима, мягко сказать, в недоумении. Ее пиздили палкой по жопе, чтобы она собирала кокосы. Что вдруг опять? Она, разумеется, начинает собирать быстрее, все злятся, она получает по жопе еще пятьдесят раз и наконец догоняет, что кокосы более собирать не нужно. И так неделю подряд. Ее обезьяний мозг пытается выстроить логическую цепочку. «Интересно же, почему это в какой-то момент дедушка Ху пиздит меня палкой, чтобы я прекратила собирать кокосы». Может, у него психоз, может, после заката кокосы киснут. Шима изобретает солнечные часы (мало ли, рабочий день до пяти), термометры (мало ли, свыше 25 Цельсия – отбой) и всякие другие закономерности, так как психически здоровая обезьяна не догадается, что всё дело в том, что ее защищает профсоюз. Но хрен с ним! Шима – тоже Лобачевский, она поняла, в чем дело, через пару месяцев научилась считать до 1000, сама дает палкой по жопе всем, кто в школе не ходил на алгебру, а после 1000-го кокоса идет курить бамбук в прямом смысле этого слова или читать Маркса. В это я верю, но совершенно неясно, что происходит с возрастными ограничениями.

Как мы помним, работать обезьяна может с 4 лет. У меня живое воображение. Итак, утро. Все обезьяны построились, как алкаши в «Операции Ы».

– Ну что, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы, кто хочет сегодня поработать? – говорит дедушка Ху.

– Я, – пищит маленькая Сима (дочка Шимы) и немедленно получает палкой по жопе. Дедушка Ху помнит дни рождения всех обезьян и знает, что Симе 4 года только через два месяца, а значит, ей пока нельзя работать, это негуманно, но объяснить это можно только… вы угадали – палкой по жопе. Шиме обидно. Она целыми днями собирает кокосы, а дочка хуярит бамбук, но Шима знает, дедушка Ху беспросветно ебанулся, и лучше лишних вопросов не задавать, так как не очень понятно, что у него в голове. Через два месяца на построении Симе вручают торт со свечками, все поют Happy Birthday, инспектор Су проверяет Симин ID и торжественно вручает трудовую книжку. Сима ни хрена не понимает, собирается книжку тоже скурить, но в этот момент… да-да, получает палкой по жопе. Она привыкла, что это означает «Не собирай кокосы», а тут хуяк – смена парадигмы, теперь это «Cобирай кокосы». На осознание уходит пара месяцев, а жопа не бетонная. И даже в это я верю! Да, дедушки Су и Ху помнят, кто когда родился. Да, обезьяна мгновенно допирает, что детство кончилось, велкам ту зе клаб. Да, Сима – Лобачевский и тут же учится считать до 1000… Всё так и происходит, но черт возьми, а с наступлением пенсионного возраста что?!

Осень, дедушка Ху продал кокосы, купил балалайку и пьет целыми днями, пока Шима, Сима и остальные работники собирают кокосы, а обезьяньи дети курят бамбук. И тут Сиддхартха тыкает его в глаз, мол, дедушка Ху, а помнишь ли ты, какой сегодня день?

– День моего перерождения в жабу?

– Нет, старый дурак, сегодня день рождения Шимы.

– Ура! Я куплю ей банан!

– Себе купи банан, о позор нирваны! Шиме сегодня двенадцать лет.

– Блять! Что же ты раньше молчал! Я же без ее пенсии останусь!

Дедушка Ху мчит в колхоз, берет палку, ну… в общем, вы поняли. Шима пересчитывает кокосы и понимает, что старый совсем обкурился и ей до 1000 еще 999 кокосов, продолжает собирать. Дедушка Ху в ярости и палку не опускает! Жопа Шиме подсказывает, что надо идти курить бамбук, а завтра дедушка вернется в разум. А внутренний голос – что Шима забыла про контракт, где бананом по песку было написано «12 лет – и нахуй с пляжа». Но Шима голос не слушает. Так продолжается месяц.