На фланге линии Маннергейма. Битва за Тайпале - Кирилл Якимович

756-й СП 150-й СД: «Атака без артиллерийской подготовки с использованием темноты. 1-й и 2-й стрелковые батальоны преодолев проволочные заграждения за эскарпом были встречены артиллерийским и пулеметным огнем. Третий батальон, преодолев эскарп, до проволочного заграждения не дошел. Батальоны находились под огнем и к исходу дня отошли на исходное положение. Имелись случаи со стороны бойцов самовольного отхода в тыл»[34].

15-й СП 49-й СД: «Полк произвел перегруппировку сил, получил задачу наступать на Северо-Западную окраину Тайпале. В первом эшелоне действовал третий стрелковый батальон, но ввиду сильного артиллерийского и пулеметного огня противника, наступление успеха не имело…»[35]

Через несколько дней все полковые писари как по команде стали начинать ежедневные записи с одинаковой фразы: «расположение полка остается прежним».

Из бригады Лелюшенко 17-го декабря были выделены десять танков, которые поддерживали атаку 222-го стрелкового полка 49-й дивизии. За световой день пять из них были подбиты, а пять вернулось назад. После этого 39-я танковая бригада взяла «тайм-аут» на целую неделю для эвакуации и восстановления, где это было возможно, своей покалеченной материальной части.

Когда на поле брани опускалась ночь, для советских саперных подразделений начиналась «охота за танками». Целью этой опасной и трудной работы была эвакуация подбитых бронемашин с поля боя для последующего ремонта. Как вспоминал участник боев В. Максимов, «не все танки можно было одинаково легко привести в свою часть. Некоторые из них застряли далеко от наших позиций, иногда даже в тылу противника. Нужно было проявить немало отваги и ловкости, чтобы спасти такую машину. „Охотники“ заранее, иногда по несколько раз ходили в разведку, изучали каждый бугорок, иногда маскировали место, куда должен был подойти трактор, насыпая там снежный завал… Саперы выравнивали землю под танком, чтобы он легко, без задержки сдвинулся с места. И в самое „тихое“ время, часа в два-три ночи, осторожно, на малом газу подходил к этому месту трактор. Зато когда зацепляли танк тросом за серьгу тут уж шумели вовсю — давали полный газ и неслись вместе в ним по полю, прыгая по кочкам, под выстрелы и разрывы вражеских снарядов»[36].

Таким образом, упрямо, медленно, настойчиво все брошенные машины возвращались назад. Черные от копоти после пожара, со сгоревшими останками экипажа внутри, со смертельными, но с первого взгляда незаметными пробоинами от 37-мм снарядов, со сдернутыми гусеницами, со свернутыми башнями, все они сначала тщательно подготавливались к эвакуации, а затем оттаскивались на ремонт в тыл. Каждый факт буксировки подбитой машины записывался в журнале боевых действий:

И так далее до самого конца войны…

Конечно, танками ночные походы не ограничивались. Искали раненых, пытались вытащить на свою сторону трупы и брошенное оружие, но чем ближе к вражеским позициям приходилось подползать в ночное время, тем меньше было шансов на возвращение. Например, когда в месиве боя обнаружилась гибель начальника штаба 3-го батальона 222-го полка Нокшеева, командир полка приказал притащить его тело, так как у погибшего находилась полевая сумка с картами и важными документами. И три добровольца под командованием занявшего должность Нокшеева капитана Мещерякова ночью поползли на нейтральную полосу искать труп несчастного начштаба.

В темноте финские дозоры заметили шевеление на стороне противника и, не особо высовываясь из окопов, открыли беспорядочный и довольно редкий огонь в этом направлении. Чтобы выползти навстречу смутному движению в темноте, и речи быть не могло — финнам так же было страшно, как и русским. Тем временем, распластываясь в снегу при каждом выстреле со стороны противника, группа Мещерякова переползала по остывшему полю недавнего боя от одного трупа к другому, ворочая их и пытаясь опознать в заиндевелых оскаленных лицах мертвецов старшего лейтенанта Нокшеева. Тело Нокшеева оказалось пятым по счету. Сумка с документами оказалась при нем, к всеобщему облегчению, документы никто не тронул. Одна проблема была почти решена. Оставалась проблема посерьезнее — само тело старшего лейтенанта. Чтобы забрать с собой труп, надо было приложить массу усилий и, возможно, потерять одного или двух бойцов. Поэтому документы были благополучно доставлены в штаб полка, а убитый начальник штаба Нокшеев остался на поле боя, заметаемый декабрьским снегом, чтобы быть похороненным в общей могиле через долгих три месяца…

Учитывая большое количество потерь, батальоны 49-й и 150-й дивизий переформировывались после двух-трех дней боев. Однако поспешно собранная и прибывавшая в качестве пополнения советская пехота была мало подготовлена к войне. Прошедшие формальное двух-трехдневное обучение и брошенные в бой солдаты паниковали под-артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем и откатывались на исходные позиции.

Характер сражения очень напоминал битву на Сомме в Первую мировую войну. Там так же, как и здесь, не имея камуфляжной экипировки, группы наступающих передвигались плотными скоплениями и были видны обороняющимся как на ладони. Танки, также не имевшие белой маскировочной окраски, жались друг к другу, предпочитая действовать повзводно, что создавало возможность выгодно использовать против них полевую артиллерию. Из-за этих самых декабрьских лобовых ударов по всему миру разнеслась весть о том, что Красная армия не считается с людскими жертвами, а ее тактика схожа со средневековой тактикой штурма крепостей. В своих мемуарах, описывая первые бои на Тайпале, эту тактику позже отразил сам маршал Маннергейм, именем которого и был назван фронтовой рубеж: «русские упорно следовали первоначальному плану лобовых атак, приносившему им чудовищный урон»[38]. Но даже в Средние века, после неудачных попыток овладения вражеской цитаделью, нападавшие приступали к осаде, дабы сохранить свою армию и измотать противника. В дальнейшем и советские войска поменяли свою методику ведения войны.

Как командующий частями РККА на этом участке фронта, комкор Грендаль опять и опять запрашивал пополнение. Перевес в артиллерии стал еще более значительным: восемьдесят четыре советских батареи против девяти финских на участке фронта всего в три километра. Из частей ему докладывали, что за период с начала декабря войска его группы потеряли почти половину своего личного состава. Так, например, после первых атак 212-й стрелковый полк неделю был вынужден воевать в двухбатальонном (вместо положенных по штатному расписанию трех) составе.