Аполлоша - Григорий Симанович

Любаша поняла, что при всей гениальности и даже способности к авантюре («надо же, прослушку поставил!») Утист все-таки не совсем нормальный малый.

Костик спокойно предложил то, на что она не решалась:

надо заявить, что они все знают, и попроситься назад в игру. Она выдвинула несколько интеллигентских отговорок и резонов. На Костика они не произвели ровно никакого впечатления. Он дал понять, что это их козырь. В конце концов, она согласилась. Договорились не откладывать, Костик позвонит завтра Гоше, попросит о встрече с обоими.

Любаша велела себе спать, но не могла. Проглотила снотворное. Стала мысленно рисовать морской пейзаж, который раскроется из окошек ее будущего особнячка.

Во сне стало душно, трудно дышать, словно кто-то рот кляпом заткнул. Она попыталась убрать преграду, но потянувшаяся к лицу рука ощутила болезненный укол где-то в области предплечья. Она дернулась, открыла глаза: была та же темнота, и лишь в глубине, в недрах ее чуть высветленные очертания мужского лица подрагивали, терялись, размывались, сливаясь с висящим вокруг мраком. Она попыталась закричать, но крик утонул в ней, и только в ужасе распахнутые глаза «вопили», призывая на помощь неведомо кого.

Потом провал…

Любовь Андреевна проснулась в три после полудня с неприятным ощущением, что ночью ей снились кошмары, но ничего конкретного из этого «фильма ужасов» припомнить не смогла. Страшно удивилась, что проспала так долго – небывалый случай. Голова была тяжелой, туманной.

Она пыталась сообразить, какое число и какие у нее на сегодня дела, но не получалось. С трудом поднявшись, подошла к зеркалу. Оттуда на нее глядела малознакомая женщина, имя которой она никак не могла вспомнить.

Мозговед и Ероха вошли около двух после полуночи. Схему квартирки нарисовали те двое, что уже копались аккуратненько, но ничего не нашли и в компьютер проникнуть не смогли: был запаролен, а это не их квалификация.

На цыпочках подкрались к спящей женщине. Ероха заткнул рот, дальше работал только Мозговед. Кличку дал сам Грант Григорьевич, хозяин Роберта, шеф еще многих людей и людишек, криминально и полукриминально кормившихся из рук посредников могущественного, но тихого и скромного обитателя небольшого по нынешним меркам особняка на Рублевке.

Грант Григорьевич редко прибегал к услугам дипломированного химика и психотерапевта, бывшего сотрудника сверхсекретного отдела ФСБ Сергея Фасольева, ушедшего в чине подполковника на тихую научную работу в один из московских НИИ. Но доклад Маляна убедил, что – именно тот случай.

Через две минуты – укол пентотала натрия – «сыворотки правды». Мозговед вводил в вену в подмышечной области, медленно, то и дело следя за ее веками. Вот задрожали… Все, дальше опасно. Пять минут ожидания. Мозговед включил диктофон, велел Ерохе зажечь ночник.

– Вы что, она же…

– Делай, что говорю. Быстро. У нас минут двадцать. – Даже в потемках Ероха прочел презрение и раздражение в смутно мерцавших глазах специалиста.

– Любовь Андреевна, я ваш доктор, как себя чувствуете?

– Хорошо.

– Есть не хотите?

– Нет.

– Давайте умножим четыре на четыре, сколько получится?

– Шестнадцать.

– А мама где живет, по какому адресу?

– Питер, Конаковский проезд, восемь, квартира шестнадцать.

– А вы чем на жизнь зарабатываете?

– Делаю парики по заказам.

– Хорошо. А бронзовую статуэтку бога вы продали или подарили?

– Я не знаю.

– Вы ее купили?

– Нет, я не покупала.

– А где сейчас она?

– В шкафу у Игната.

– Напомните адрес Игната.

– Сретенский бульвар, шесть, квартира двадцать шесть.

– Хорошо. А Игнат не продал ее?

– Конечно, нет. Зачем продавать курицу, несущую золотые яйца?

– А какую пользу она ему приносит?

– Как какую! Ставки на бирже подсказывает.

Мозговед нервно взглянул на часы.

– Черт, совсем мало действовал, – то ли себе говорил, то ли партнеру. – Уже бред пошел, околесица. Все индивидуально, начались аберрации подсознания. Повторная инъекция без длительной паузы крайне рискованна, способна убить или усилить нежелательный эффект.

– Как она это делает?

– Я не знаю. Чистая мистика, но она им говорит, какие акции покупать, мы точно выяснили.

– Кто – мы?

– Мы с Костиком.

– Где живет Костик?

– На Ферганской улице, в Выхино, дом девять, ой, квартиру забыла.

– А как вы узнали?

– Костик умница (улыбка, глаза все больше туманятся), он на диктофон записал.

– А кто еще про статуэтку знает?

– Ашот, жена его-медиум, от нее теперь, может быть, Лека, подружка. А больше я не знаю. Но Игнат с Гошей вряд ли кому-нибудь про нее рассказывали, если даже нам с Костиком ничего… Скрывали! (Хихикает, зрачки все хуже концентрируются в точку, речь «плывет».)

– Кто такой Гоша, где живет?

– Гошенька? – И тут мутнеющее, выключающееся сознание Любаши сыграло, может быть, решающую роль в судьбе Георгия Арнольдовича Колесова и во всем дальнейшем развитии событий. – Гошенька со мной живет и с Игнашей. Мы втроем живем. А что такого, подумаешь! Я свободная женщина, с кем хочу, с тем живу, не ваше дело.

Фасольев-Мозговед занервничал.

– Вам эта статуэтка тоже подсказывала?

– Не-е-ет. Только Игнату, Игнат – Гоше, а Гоша передавал нам (хихикает).

– Адрес Гоши? Назовите адрес Гоши.

– Он живет… у Игната в шкафу, у Игната в шкафу… (глупый, какой-то микшированный хриплый смех, глаза полузакрыты, икота).

– Все, полный бред, хаотические ассоциации. Остальное только собьет с толку, надо кончать. Главное сказала: адрес и имена посвященных. Кроме этого Гоши. Ничего, найдут, если надо.

Фасольев – Мозговед достал из-за пазухи футлярчик со вторым шприцем. Инъекцию сделал туда же, в область подмышки, очень тонкой иглой – следа не сыщешь.

– Вот и славненько! – пробормотал он, обращаясь то ли к себе, то ли к сопровождавшему его туповатому типу, работавшему, впрочем, отмычкой абсолютно бесшумно. – Все прошло, и вспомнить будет нечего. Последние недельки три-четыре – как не жила. Правда, милая?

Фасольев, как ему и было велено, ни к чему в квартире не прикасался. Тотчас позвонил Роберту, слово в слово передал услышанное.

– Про говорящую фигурку, биржу, запись диктофонную – это что, бред?