Божественный ветер. Жизнь и смерть японских камикадзе. 1944-1945 - Рикихэй Иногути

Однако, несмотря на все трудности, к полудню следующего дня в штабе собралось нужное число людей. Я предпринял все необходимые меры, чтобы они отправились на север в тот же вечер, 7 января.

В результате последующего совещания адмирала Ониси с Сугимото и Кондо последние попросили Ониси и его штаб подождать с отъездом три дня и покинуть Филиппины лишь в том случае, если противник не высадится на острове Лусон. Адмирал Ониси согласился также оставить на месте двух своих офицеров штаба: капитана Миямото, ответственного за боевые действия на суше, и капитана Ягути, ответственного за артиллерию. Когда адмирал сообщил мне об этом и отдал необходимые распоряжения, я возразил:

– Если мы собираемся оставить здесь двух офицеров штаба, то давайте останемся все. Если следует перебросить весь штаб, то давайте уедем все.

Адмирал Ониси снова посовещался с адмиралом Сугимото. Они согласились, что ни один из офицеров штаба 1-го воздушного флота не должен оставаться.

В следующие три дня половина пилотов и офицеров штаба начали переход по суше к Тугегарао, откуда они должны были улететь на Формозу. Участники перехода, которым пришлось по пути отразить несколько атак филиппинских партизан, до прихода к месту назначения перенесли немалые беды и лишения.

Была полночь 9 января, когда мы попрощались с адмиралом Сугимото на холме в Бамбане и отправились на аэродром Кларк, где нас ожидал самолет, летевший на Формозу.

Однако мы не покинули базу Кларк до 3.45 следующего утра. Наш отъезд задержался более чем на час из-за того, что адмирал Ониси поспорил с командиром авиагруппы, оставшейся на авиабазе, и не желал уезжать, не переубедив своего собеседника.

Таким образом, мы прилетели на Формозу уже днем. Это не могло не вызвать тревогу, поскольку в это время противник контролировал даже небо над Формозой, и мы опасались нападения вражеских истребителей. Еще хуже было то, что остров закрывала низкая облачность, препятствовавшая посадке.

Делая круги над облаками в поисках просвета в них, мы неожиданно попали под разрывы зенитного огня с окрестностей Такао. В стремлении уберечься от него мы сделали широкий разворот к морю и попытались совершить еще один заход на посадку, на этот раз на малой высоте. Нам удалось найти просвет в облаках над Тайнанем и благополучно приземлиться на летном поле Такао. Пока наш самолет завершал пробег после посадки, прозвучала сирена воздушной тревоги. Через пять минут после того, как мы покинули летное поле, самолеты палубной авиации противника совершили массированный налет на аэродром. Мы едва успели унести ноги.

Позднее адмирал Ониси вспомнил об этом эпизоде и заметил: «Если бы тогда нас сбили, то мы избежали бы в будущем многих неприятностей».

Он не переставал думать о наших товарищах, оставшихся на Филиппинах. Еще на Формозе я слышал однажды его слова: «Когда-нибудь мне придется спуститься с парашютом в горах у базы Кларк и навестить Сугимото и его людей».

То, что происходило в штабах, не всегда сразу же становилось достоянием действующих войск, но весь ноябрь и декабрь мы в Мабалакате знали, что обстановка на Филиппинах стремительно ухудшается. 23 декабря, когда мой друг Иногути наконец прибыл с эскадрильей из 13 Зеро, мы узнали от него, что больше подкрепления с Формозы не будет.

Подкрепление обычно прибывало в Мабалакат затемно, чтобы свести к минимуму возможность подвергнуться нападению противника. Мы с капитаном Тамаи встречали вновь прибывших пилотов на летном поле с тем, чтобы критически оценить их способность совершить посадку.

Однажды вечером мы следили за тем, как совершала посадку новая эскадрилья с Формозы, и Тамаи одобрительно кивал:

– Такая безупречная посадка, Накадзима! Поразительно – учитывая их молодость и малый опыт.

Наземные команды ожидали эскадрилью в готовности. Они брали в оборот каждый самолет, завершавший пробег, и тащили его в укрытие. Самих пилотов доставляли на КДП в автомобиле. Командир эскадрильи выстроил в шеренгу своих подчиненных и обратился к капитану Тамаи громким твердым голосом:

– Лейтенант Каная из 201-й авиагруппы явился с командой в двенадцать пилотов. – Затем, указав на пилота, стоявшего немного поодаль, он произнес надменно: – Этот человек – не из нашей команды.

Слова и тон Каная показывали, что он считает присутствие чужака нежелательным. Это вызвало у меня улыбку, поскольку упомянутый им чужак был опытным пилотом 201-й авиагруппы, который только что перегнал из Формозы на Филиппины самолет. Я не мог не подумать о том, что Каная ошибался относительно этого пилота, но одновременно я полагал, что этот новый «лейтенант подразделения камикадзе» – молодой многообещающий воин.

Вняв нашей рекомендации о необходимости быстрого взлета, Каная большую часть дня отрабатывал этот элемент летного мастерства. Он опережал свою группу пилотов во время пробежки от КДП к самолетам и в подготовке к взлету, чтобы сократить потери времени. Несмотря на теплую погоду, тренировки производились в полной летной экипировке.

Однажды я наблюдал за тренировкой команды Каная во время внезапно прозвучавшей воздушной тревоги и увидел строй бомбардировщиков «В-24» противника, приближавшийся с востока. У пилотов не было времени укрыться в бомбоубежище, поэтому я приказал им искать индивидуальные укрытия. Вокруг не было ни одиночных окопов, ни траншей, лучшим местом для спасения выглядела бамбуковая роща, где скрывались наши самолеты.

Для себя я нашел небольшое углубление в пять дюймов и лег в него на спину, наблюдая за пролетавшими надо мной огромными бомбардировщиками. Они приближались к нам на высоте около 3000 метров. Я подумал, что было бы ужасно, если бы вражеские летчики произвели точное бомбометание по тому месту, где мы затаились. Затем вражеские самолеты одновременно сбросили свои бомбы, и я с облегчением понял, что произошел «перелет».

Свист и рев падавших к востоку бомб звучал как приближающийся тайфун, поскольку смертоносный груз обрушивался недалеко от нас. Затем понеслись мгновения жуткой тишины, пока грохот разрывов в направлении базы Кларк не убедил, что опасность для нас миновала. Самолеты противника улетели.

Мы выползли из разных щелей и теперь, когда напряжение спало, могли рассмеяться. Каждый пилот молча думал: «Нам везет. Пока мы не протаранили противника, наши жизни весьма дороги. Мы не можем позволить себе роскошь беспечно расстаться с ними».

Команда Каная продолжила свои тренировки. Улучшился их временной показатель. Но это улучшение не удовлетворяло командира группы. Он ни на день не прекращал отработки элементов взлета.

При разработке плана атак камикадзе я требовал от командира каждого авиационного звена список его подчиненных и сведения о их готовности. На основании этого списка я составлял график операции для командира каждого звена. Каждый список, представленный лейтенантом Каная, начинался с его имени. Вычеркнув его имя из первого списка, я объяснил, что если он погибнет первым, то некому будет руководить товарищами по звену. Тем не менее в следующий раз Каная снова подал список, начинавшийся с его имени. Каждое его действие обнаруживало в нем дух истинного камикадзе. Он был примером для всего специального ударного корпуса.