Сириус - Стефан Серван
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повисла тишина, прерываемая лишь стуком ослиных копыт.
– Были, – призналась Авриль, – но я не смогла.
– Вспомнила своего пса?
– Нет. Просто не смогла, и всё.
Снова повисла тишина. Дорога ослепительно блестела впереди, точно зеркало.
Чтобы снять неловкость, Авриль спросила:
– А как вы встретили Эзопа?
– Это долгая история, – сказал Рассказчик.
– Но, если не ошибаюсь, теперь вы должны мне историю? Ваш черед.
Рассказчик нахмурился:
– Всё так.
– Ну и что же?
Рассказчик ненадолго задумался.
– Я повстречал Эзопа в день своей смерти.
– Смерти?
– Да, – повторил Рассказчик, отирая лоб, – тогда я умер. Или почти. Если хочешь знать правду, я потерял всё. И сам потерялся. Я не знал, ради чего живу. Бродяжничал. Выживал. Приходилось несладко. Я прятался, как крыса. Когда мог, забирал остатки из попадавшихся капсул. Иногда побирался. Но никогда никому не делал зла. Потому что боялся. Вообще был трусом. По крайней мере, так тогда считал. Я был уверен, что долго не протяну. И не создан для этого мира. Это была настоящая война, пусть и не называлась так. Я же знал прежде лишь битву с текстом. До войны я ни в чем не испытывал нужды. Кофе, сигареты – только руку протяни. Зимой – теплый дом. Летом – бассейн. В таком уюте можно было смело писать про конец света. Ничто меня не пугало. Я был уверен, что это не случится никогда. И вдруг… Ничего у меня не осталось. Я оказался один. Один в жерле мира.
Мужчина прервался. Авриль молчала, ожидая продолжения.
– В общем, страх гнал меня по миру. Я менял убежища, как только мог. И вот однажды на лесной опушке набрел на трактир.
– Трактир?
– Да, вроде рюмочной или бара. Прежде там, наверное, играли концерты. В глубине зала виднелась широкая сцена. Заведение стояло на отшибе, в стороне от дороги. Так что я знал: вряд ли кто-то еще его обнаружит. Внутри было пусто, и я решил обосноваться там. Хотя не совсем пусто. Там остались бутылки, и я запил. Я был в такой растерянности, что больше ничего не делал. Это длилось несколько недель. Я даже перестал думать о еде. Смерть стала навязчивой идеей.
Авриль взглянула на старика поверх ослиной холки. Он смотрел вперед, на дорогу, и странно улыбался.
– Однажды вечером, – продолжил он, – порядком перебрав, я принял решение. Над барной стойкой висело старое ружье. Раритет. Патроны я нашел в ящике. Но выстрелить не смог. Так умереть мне показалось слишком жутко. Тогда я взял веревку, которая там валялась. Перекинул через балку под козырьком бара, привязал. Потом забрался на бочку. Я готов был умереть. Правда готов. Но вдруг увидел за деревьями белое пятно. Я не понял, что это. Решил, что у меня галлюцинации. Но пятно приближалось. Это был осел.
– Эзоп.
– Да, Эзоп. Хотя я и не знал еще, как его звать. Он подошел ко мне. Шевельнул ушами, хлопнул ресницами и уткнулся ноздрями мне в ноги. Я был так пьян, что пошатнулся. Бочка покатилась. Я свалился. Веревка натянулась. И я умер.
– Но вы же здесь!
Рассказчик с любовью похлопал осла по потному боку.
– Разумеется, я думал, что умер. Проснулся я уже трезвым. Вокруг падал снег. Я жутко замерз, но был жив. Осел тоже был рядом под навесом и смотрел на меня большими черными глазами. Я поднялся и увидел, что веревка перегрызена. Должно быть, Эзоп оперся о стену и перекусил бечевку, чтобы меня спасти. Тогда… тогда, как тебе сказать, я понял, что в мире еще есть место чуду. Что еще не все потеряно. Что я живой! Я обнял осла и расцеловал. Мне захотелось с кем-нибудь поделиться этой историей. Да, мне снова хотелось рассказывать! Снова жить и рассказывать!
Авриль улыбнулась:
– Чудесная история.
– Вообще-то нет, – отрезал Рассказчик, – это не история. Всё так и случилось.
– А почему Эзоп? Откуда такое имя?
– Думаю, этот осел прежде работал на ферме, возил тяжести. Поэтому я назвал его Эзопом, как звали того греческого раба, который после освобождения стал великим рассказчиком. Считается, что Эзоп рассказывал истории, где животные преподают людям урок. И я усвоил урок этого осла: нужно жить, несмотря ни на что. Так мы двинулись в путь вместе с Эзопом. Я решил, что пойду за ним. Он правда главный. И повозка – не моя идея. Эзоп остановился однажды у старой упряжи и дал мне понять, что надо взять ее с собой. Клянусь тебе, что бы там раньше ни говорили про ослов, из нас двоих он куда умнее.
Авриль кивнула. Несмотря на возражения Рассказчика, она считала историю немного грустной, но прекрасной.
Вскоре сверкающая под палящим солнцем дорога медленно пошла на спуск. Лес поредел. Там, где они теперь шли, по обе стороны дороги тянулись спутанные ряды колючей проволоки, деревья за ней были вырваны с корнем. Глазу открывались широкие ослепительные поля голого серого бетона. Железные постройки торчали на них, как гнилые зубы. Кучи мусора оттеняли идеальную строгость линий. Вдали виднелась огромная металлическая труба – раскаленный, воздетый к небу палец.
– Что это? – спросила Авриль.
Мужчина отер обильный пот со лба под широкополой черной шляпой.
– Звероферма, кажется, – сказал он, указывая на горы мусора между ближайшими постройками.
Авриль закрылась ладонью от солнца и вгляделась. Она поняла – это были груды мертвых животных: ноги, головы, рога, а где-то – сцепившиеся тела, погребенные под слоем желтоватой пыли и не разложившиеся из-за отсутствия плесени и насекомых. Пирамида в несколько метров высотой. И дальше – до горизонта.
Авриль чуть не стошнило.
– По-твоему, ужасно? – спросил Рассказчик. – Что ж, могу заверить, раньше, с живыми зверями, было еще хуже.
Авриль взглянула на него, сжав челюсти.
– Вы знаете, что так говорили Черные Звезды? Лучше мертвые животные, чем страдающие? Что смерть – единственное избавление для зверей?
Мужчина не ответил.
– Пойдем, нечего тут мешкать, – сказал он, ускоряя шаг.
Когда лес сомкнулся, скрыв жуткое зрелище, они остановились, и Авриль снова наложила Малышу мазь. Мальчик спал, прижавшись к поросенку, и тело его блестело от пота. Она чуть смочила брату губы.
– Гора… – пробормотал он, – Гора…
Авриль была рада, что он не видел звероферму. Вряд ли он бы понял, но точно стал задавать вопросы, на которые она не знала ответов. Объяснять красоту, созданную человеком, куда проще, чем жестокость, на которую он способен.
Они двинулись дальше и вскоре вышли к перекрестку.
Погнутые, исписанные, изрешеченные пулями таблички ничего им не сказали.
– Куда пойдем? – спросила Авриль.
Мужчина снял шляпу и отжал одной рукой.