Ниточка судьбы - Елена Гонцова

Стрешнева привыкла к тому, что на кольцо давно никто не обращает внимания. Несколько лет назад ее обвинили в провинциальности и пижонстве. Вот, мол, девчонка из глухомани торопецкой приехала, мещаночка, заморыш, что с нее возьмешь! С этими обидными воззрениями Вера стремительно разделалась, как говорится, по определению.

А таинственно мерцающий перстенек вовсе укрылся от посторонних глаз. Болтали, например, что это подарок жениха, погибшего на подводной лодке. Были еще какие-то детские враки. Да и то недолго. У всякого зловредного наблюдателя хватало своих маленьких тайн.

Только сумасшедшему могло прийти в голову, что кольцо для Веры было дороже всей ее богатой музыкальной библиотеки. Но рядом находились нормальные молодые люди, прагматичные, ориентированные на успешную карьеру. Ведь все они были избранными, что ни говори. А если кому-то повезет больше, что ж, случай, всесильный инструмент провидения, или связи, эти прочные нитки и лямки для кукольных музыкальных существ. Такова была общая карнавальная атмосфера.

Перед выступлением Вера, на ходу перемолвившись с веселым Рудольфом, заговорщически ей подмигнувшим, отправилась в специальную «комнату разогрева», чтобы несколько минут провести за инструментом. К тому же ей не хотелось ни с кем разговаривать. Но произошло нечто совершенно непредвиденное.

Не успела она открыть крышку инструмента, как в комнату влетела Ключарева с традиционным букетом роз, а следом за ней, странно гримасничая, как показалось Вере, возник белокурый верзила, размахивая таким же букетом. Они встали в трех метрах от нее, упиваясь произведенным эффектом.

— От нас не спрячешься! — торжествующе произнесла Ключарева. — Неужели ты хотела скрыть от меня… м-м-м, от нас с Леней столь чудесное событие? Мы любим такие мероприятия, правда, Леня?

— Не то слово, — дурным голосом произнес Леонид, видать многого набравшийся от своей новой подруги. Но тут же стал страшно галантен: мол, что вы слушаете эту матрешку, я сам явился засвидетельствовать вам почтение и примириться на веки вечные. Мол, уж мы-то с вами знаем и найдем какой-никакой общий язык.

Ключарева тоже сделалась серьезной, как бухгалтер. Оказалось, что они заранее заказали столик в испанском ресторане, чтобы изысканно отпраздновать событие.

Несмотря на мимолетное раздражение, Веру тронула эта ключаревская практичность.

— Что ж, хорошо, — отвечала Вера в бухгалтерской манере Ключаревой, — давно я не пила испанского вина.

— Я надеюсь, что тебя здесь не споят прежде, чем это сделаем мы? — весело подмигнула Танюша.

— Спроси Владимира Павловича Третьякова. Он сегодня особенно загадочен. Похоже, что я уже приглашена в его таинственный кожаный кабинет.

— О! Должно быть, дорого стоит приглашение самого Третьякова! — подобострастно произнес Леонид. — Интересно, чем это надо обладать, чтобы пробиться к нему на фуршет? Я бы…

— Молчи, урод, — засмеялась Танюша. — Ты извини, Верочка, у него манера такая. Он все время кому-то подражает — Ефиму Шифрину, Брюсу Уиллису.

Трудно было понять, издевается ли Ключарева над своим бойфрендом, бравирует ли перед Верой своей свободой в обращении с любовником, задумала ли заранее что-то еще. Если решила, то постарается реализовать это сегодня же в испанском ресторане.

— Уела, на место поставила, — сокрушенно произнес белокурый. — Сложное у меня положение. — Произнося это, он алчно глядел на Веру, как тогда, в аэропорту, на ее портрет в «Новостях культуры».

— Ладно, вы мне надоели, прочь, прочь! — с мрачной веселостью произнесла Вера. — Увидимся через час. Это акция летучая, невинная, вроде капустника. Правда, с глубоким подтекстом, как всякий капустник.

Ключарева и ее приятель слишком поспешно вышли из комнаты.

Вера взяла несколько аккордов Грига. Вспомнила чудесную Норвегию, прогулку на яхте в расходящемся тумане, береговые сосны, как бы укрывшие землю от ветра и сырости.

С этой картинкой перед глазами она вскоре вышла на сцену. Вечер вел Третьяков. Он произнес несколько дежурных фраз, полных скрытого интеллигентского пафоса. Он не скрывал гордости за будущих выпускников, не акцентируя внимание аудитории на Рудольфе и Вере, что было педагогически выверено. Но далее произошло странное и неожиданное.

Третьяков отметил как бы невзначай, что, несмотря на симпатии учителя к огромному таланту своего ученика, то есть Рудольфа Даутова, его по-настоящему покорила виртуозная игра Веры Стрешневой, ученицы профессора Соболевой.

Девушка чуть не прыснула со смеху. Все это было настолько нелепо, что не подлежало никаким комментариям.

«Вероятно, Владимир Павлович дошел до нового уровня лицедейства, — решила она. — Да и вчера он был какой-то необыкновенный. Как говорится, не любо — не слушай, а врать не мешай. Интересно, про нас тут фильм не снимают?»

Стрешнева подняла глаза и увидела, что на нее уставилось несколько видеокамер. Никого из снимавших она не знала. Кажется, один из них был иностранцем.

Даутов выступал первым, как лицо сегодня неглавное. Тем более что талант его был охарактеризован как исключительный.

Он сыграл один из своих коронных номеров, за два последних года набивших Вере оскомину. Публика была в восторге.

— Браво! Брависсимо! — вопили какие-то молодые люди из середины зала. — Гран-при, Москва, август!

Рудольф раскланялся и сделал хозяйский жест рукой. Все смолкли.

— А теперь выступает Вера Стрешнева! Обладатель Гран-при Международного музыкального конкурса имени Грига.

«Законы капустника, — подумала она. — Черт с вами, развлекайтесь. Как вы мне все надоели! Уеду я от вас».

— Спасибо, Рудик, — по-свойски сказала Вера. — Рудольф Даутов, лауреат приза зрительских симпатий.

Это Стрешнева произнесла громко и эффектно.

После исполнения «Поэтических картинок» Грига ее долго не отпускали со сцены. Она сыграла несколько картинок Мусоргского — «Полет Бабы-яги», «Старый замок».

Заодно вспоминая, как Мусоргский спас ее от таинственного взломщика.

После чего дипломатично ответила на десяток вопросов, похожих друг на друга. Большая часть похвал досталась Норвегии и блистательным организаторам конкурса.

— Формируется новая мировая элита, — говорила Вера. — И вы видите ее здесь. Это прежде всего Рудольф Даутов, один из лидеров мирового исполнительского искусства. Я считаю, что мне просто повезло. Выступая в столь сильной команде, никто не мог заранее рассчитывать на успех. К тому же в музыке победа относительна.

— Но вы были среди главных фаворитов конкурса, — заметил кто-то.

— Это далеко нет так, — отрезала Вера. — Могло произойти все что угодно. Я, например, могла заблудиться где-нибудь в фиордах. В переносном смысле, конечно.

После исполнения оставался огромный запас свободы, почти нерастраченный. Потому Вера говорила свободно и легко.