Ледяная земля - Джон Фланаган

Эгон этого и не заметил. Он злобно уставился на Уилла, оценивая его силы. Да, с этим придется нелегко, но для бунтарей найдутся и другие способы расправы.

– Как тебя зовут? – спросил он, сощурившись; голос его сочился ядом.

– Меня зовут Уилл, – ответил ученик рейнджера, и Эгон медленно кивнул несколько раз.

– Я запомню, – пообещал он.

На следующий день Уилла отправили к колодцу.

Этого задания дворовые рабы боялись как огня. В Халласхольме пресную воду брали из большого колодца в центре площади, где находился дом Рагнака. С наступлением холодов вода в колодце замерзала, если жители не предпринимали необходимых мер; поэтому скандианцы установили огромные деревянные лопасти, которые перемешивали воду и ломали лед, пока он еще не окреп. Это была работа без перерывов, на износ – налегать и налегать на рычаги, которые приводили в движение огромные неповоротливые лопасти. Трудиться, как и при чистке снега, приходилось на морозе, и силы работников быстро истощались. Долго на этой работе не выдерживал никто.

Уилл не проработал и нескольких часов, но был уже совершенно вымотан. Все мышцы ныли от напряжения.

Он надавливал на рукоятку рычага, отполированную ладонями бесконечной вереницы людей, давно уже покоившихся в земле. Всего несколько минут назад он перемешивал воду в колодце, но поверхность опять затянулась тонкой коркой льда. Деревянная лопасть с треском разломила его и задвигалась взад и вперед. На другой стороне колодца стоял такой же работник и приводил в движение свой рычаг. Впервые встретившись со своим напарником, Уилл кивнул ему, но его приветствие осталось без ответа. С тех пор они трудились молча, если не считать время от времени раздававшихся стонов.

Тяжелая кожаная плетка надсмотрщика хлестнула Уилла по спине. Он услышал звук, почувствовал силу удара, но режущей боли не ощутил – так онемело тело от холода.

– Погружай глубже! – прорычал надсмотрщик. – Будешь водить по поверхности – снизу вода вся замерзнет.

С тихим стоном Уилл повиновался. Ему пришлось встать на цыпочки, чтобы опустить весло поглубже в студеную воду. Вырвался фонтан брызг, и юноша почувствовал на коже их ледяное прикосновение. Он уже вымок насквозь: оставаться здесь сухим было практически невозможно. Уилл знал, что стоит ему остановиться на короткое время, чтобы передохнуть, – и сырая, стылая одежда высосет из него остатки тепла, он снова закоченеет.

Даже в движении Уилл постоянно дрожал от холода, и именно это его больше всего пугало. Он решил, что потерял контроль над собственным телом. Зубы юноши стучали, руки тряслись, и он ничего не мог с этим поделать. Чтобы сохранить хоть какое-то тепло, оставалось лишь одно – продолжать работать.

Наконец все закончилось. Даже скандианцы понимали, что у колодца никто не продержится больше четырех часов. Дрожащий, совершенно обессилевший, Уилл заковылял к сараю, где жили рабы. Он споткнулся и рухнул на снег – и был уже не в силах подняться снова. Уилл пополз на четвереньках к сараю, мечтая только об одном – забраться под тонкое одеяло.

Когда он добрался до сарая, из его груди вырвался хриплый крик отчаяния. Одеяло пропало!

Уилл свернулся клубочком на холодном полу и заплакал. Поджав колени к груди и обхватив их руками, он, изможденный, старался сберечь ускользающее тепло. Он мечтал о своем теплом плаще рейнджера, который потерял, когда его схватили воины Эрака. Дрожь не прекращалась ни на минуту. Холод проникал до самых костей, казалось, пробирался в самую душу.

Вокруг не осталось ничего, кроме холода. Вселенная Уилла ограничилась этим холодом. От него нельзя было убежать, и его невозможно было вынести. В мире не было ничего, кроме холода.

Уилл почувствовал, как что-то шершавое прикоснулось к его щеке, и открыл глаза. Над ним склонился незнакомец, он укрывал его дрожащее тело куском дерюги. А затем тихий голос произнес:

– Не падай духом. Ты должен быть сильным.

Говоривший тоже был рабом – высокий косматый бородач. Но больше всего Уиллу запомнились его глаза. Они светились сочувствием и пониманием. Уилл натянул грубую ткань до подбородка.

– Я тут узнал, что ты сделал для Ульриха, – сказал его спаситель. – Если мы хотим выжить, нам лучше держаться вместе. Кстати, я Хандель.

Уилл попытался ответить, но зубы его выбивали дробь, а голос отказывался повиноваться.

– Вот, попробуй-ка это, – предложил Хандель, оглядываясь и проверяя, не следит ли кто за ними. – Открой рот.

Уилл усилием воли разомкнул зубы, и Хандель положил ему что-то в рот. На вкус как сухая трава, безразлично подумал юноша.

– Положи под язык, – прошептал Хандель. – Пусть растает. Тебе станет легче.

И вот, всего через пару мгновений, когда слюна размочила странное вещество у него во рту, Уилл почувствовал, как его охватило невыразимо блаженное чувство, которое даровало свободу и счастье: по его телу разлилось тепло – тепло, изгоняющее холод, пульсирующей волной достигшее самых кончиков пальцев. Никогда в жизни юноша не испытывал такого волшебного ощущения.

Тепло волнами накатывало на него, унимая дрожь. Напряженные мышцы расслабились, восхитительное ощущение покоя и счастья овладело Уиллом. Он открыл глаза и увидел, как Хандель с улыбкой кивает ему. Его красивые добрые глаза тоже улыбались, ободряя, и Уилл понял, что все будет хорошо.

– Что это? – спросил он невнятно, так как ком во рту мешал ему говорить.

– Это тепло-трава, – засмеялся Хандель. – Она поддерживает в нас жизнь.

Из угла сарая на них с улыбкой смотрел Эгон. Хандель отлично справился со своим заданием.

Рыцарь в черном яростно выругался, когда стрела вырвала из его руки перчатку и пригвоздила ее к тяжелой дубовой балке.

Затем он резко обернулся, пытаясь понять, откуда прилетела стрела. И тут он впервые заметил присутствие какого-то человека в темном углу зала. Холт выступил из тени на свет, и Депарнье разглядел длинный лук с уже прилаженной второй стрелой. Рыцарь только что убедился, что стрелок в совершенстве владеет своим искусством и меткости ему не занимать. Теперь Депарнье стоял неподвижно, с трудом пытаясь подавить приступ гнева: от того, насколько он в этом преуспеет, возможно, зависела его жизнь.

– К сожалению, несмотря на рыцарский кодекс, – начал Холт, – сэр Хорас, рыцарь ордена Дубового Листа, испытывает недомогание. Он повредил руку, а потому не сможет принять милостивое приглашение, которое вы собирались ему сделать.

Стрелок сделал еще несколько шагов, и Депарнье теперь мог лучше разглядеть его лицо. Заросшее и мрачное, оно выдавало в незнакомце опытного воина. Взгляд холодных глаз был решителен и тверд. Рыцарь сразу же понял, вот кого в этом зале стоит опасаться.

Один из горожан сдавленно хихикнул, и душа галлийского рыцаря закипела яростью. Взгляд его метнулся в поисках источника звука. Это был плотник, он опустил голову, чтобы не выдать улыбки. Депарнье его запомнил и решил, что скоро расправится с нахалом. Однако сейчас он умудрился натянуто улыбнуться.