Вершина желания - Нина Килхем

— Кто?

— Твоя жертва.

— Жертва? — Леда презрительно хмыкнула. Джек подался вперед.

— О, конечно, он может сказать «да», но при этом он всего лишь поддастся давлению.

— Я думала, им это нравится.

— А, — Джек махнул рукой, — это так типично. Бедные парни на это купились. Они думают, что хотят именно этого. Им сказали, что они этого хотят. Каждый день на них градом сыплются образы, прокрадываются в их психику, насильно внушая им сексуальные желания, которых они, если бы не этот напор, и не испытывали бы. Возможно, парень предпочел бы подержать тебя за руку. Ты никогда об этом не думала? Возможно, он предпочел бы узнать тебя получше, поговорить? Может, ему совсем не хочется, чтобы его хладнокровно использовали на заднем сиденье автомобиля? Ты думаешь, ему нравится, когда чьи-то руки с профессиональной ловкостью расстегивают ему ширинку, обнажают его гениталии и проводят манипуляции с орудием его мужества?

— Орудием мужества?

— А как насчет его сердца? Тебе приходило в голову подумать о нем? Сердце молодого человека все еще остается его самым большим органом.

— Я…

— Ты сможешь заговорить с ним в коридоре школы на следующий день?

— Ну…

— Ты узнаешь хотя бы его лицо?

— Конечно, узнаю.

Джек приподнял бровь, выражая сомнение.

— Но Армани сказала…

— Это главарь вашей банды, полагаю?

— Да. Она сказала…

— Что ты можешь попрактиковаться на этих невинных мужчинах, делая зарубки на пряжке ремня?

— Ну, они же не возражают.

Джек покачал головой:

— Возможно, им кажется, что у них нет выбора. Возможно, они думают, что перестанут вам нравиться, если не покорятся вашей воле.

— О, да брось ты.

— Ты думаешь, мы так сильно от вас отличаемся? Если вы нас колете, разве наши раны не кровоточат? Если вы причиняете нам боль, разве мы не плачем? Если вы играете с нами, разве мы не чувствуем стыда?

— Господи, дядя Джек, я не хотела тебя огорчать.

Он пожал плечами и глубоко вздохнул.

Леда похлопала его по руке.

— Я не буду этого делать, идет? — Она поцеловала его в лоб. — Пожалуйста, не плачь.

Джек вымучил бодрую улыбку и протянул ей руку.

— Я рад, что мы с тобой поговорили.

Джек сидел в офисе Люсинды. Ему пришлось заплатить из своего кармана за перелет в Нью-Йорк и лично вручить Люсинде рукопись, а затем настоять на том, чтобы она прочла ее прямо здесь, у него на глазах. Нет, спасибо, он подождет. Все те два часа, пока Люсинда читала, Джек сидел, разглядывая ее офис, и он успел заметить, что его книги она расположила так, что они в отличие от книг других авторов сразу бросались в глаза.

Люсинда засмеялась. Она перевернула страницу и засмеялась вновь. Джек, приободрившись, улыбнулся, хотя ему было немного не по себе, ведь он-то знал, что написал не комедию.

Люсинда прыснула от смеха:

— Эта Честити, она такая… такая…

Джек кивнул:

— Спасибо.

— И этот Бью…

— Вам нравится?

— Он… он… — Люсинда ловила ртом воздух.

— Слишком добродетельный?

— Мягко сказано…

— Я его немного отретуширую, сделаю чуть более приглушенным. — Джек сделал запись в блокноте.

Наконец Люсинда откинулась на спинку кресла и швырнула рукопись на стол.

— Могу я спросить, какую гадость вы принимали?

— Простите?

— Это не любовный роман. Это пособие для тех, кто желает уморить читателя. Добиться того, чтобы читатель сдох от скуки.

— Я не понимаю, о чем вы.

— Взгляните на Бью. Вы вкладываете ему в голову сентиментальные, невинные мысли, тогда как все его помыслы должны быть направлены на то, чтобы овладеть предметом своей любви всеми мыслимыми способами.

— Но я подумал… Вы знаете, времена меняются, и я подумал, что, возможно, читатели готовы принять парня, которого не обуревают темные страсти. В том смысле, что он не думает о совокуплении двадцать четыре часа в сутки. Пришла пора вывести новый образ героя: образ обычного парня, такого как все. Знаете, хорошего парня. Милого.

Люсинда хмыкнула:

— Ваши читатели уснут, упав головой в свой поп-корн.

— Но мне хотелось идти в ногу со временем. Сейчас мужчины другие — приятнее, спокойнее. Они более чувствительны. Терпеливы. Сдержанны.

— Вы когда в последний раз читали газеты?

— Да, но то пресса. А среднестатистический парень — это милый парень.

— Я думаю, вы потеряли нить.

Джек уставился на страницы рукописи.

— Я думал, я сделаю что-то отличное от того, что делают все. Встряхну устои жанра. Установлю новую, более высокую планку.

— И доведу себя до банкротства?

Джек опустил голову на руки. Люсинда нетерпеливо схватила рукопись.

— Послушайте, все милое в этом парне должно быть спрятано глубоко, так что героиня этого видеть не может. Поэтому вам надо заставить его опустить ее ниже плинтуса, превратить ее в эмоциональный фарш в одной сцене, а в другой показать, как он мирно играет с любимым псом, как чешет у него между ушами. Чтобы мы могли уразуметь, что за сбитыми костяшками и мрачной ухмылкой скрывается доброе сердце. Но ради Бога, не забывайте о сбитых костяшках и мрачной ухмылке.

Джек поднял глаза.

— Но я подумал, что я могу отойти от схемы, что я попытаюсь написать книгу о том, кто влюбляется с первого взгляда и встречает взаимность в своей избраннице, и они оба по-настоящему милые, приятные люди, и единственное, что не дает им соединиться, — это… общество. Ну, знаете, как в «Ромео и Джульетте».

— «Ромео и Джульетта» — книга о половой связи с лицом, не достигшим совершеннолетия, о насилии родителей над детьми, о суициде и убийстве. Вот это настоящий любовный роман.

Люсинда стряхнула с лацкана пиджака несуществующую пылинку. Джек подумал, что этим жестом она давала ему понять, что ему пора сматываться. Но он сидел такой жалкий и забитый, что Люсинда над ним сжалилась.

— Послушайте, если вы хотите продолжать писать любовные романы, Джек, то вам нужно понять простую истину.

— Какую?

— Женщины не любят милых мужчин.

Взглядом она указала ему на дверь.

Джек делал вид, что не понял намека.

— Могу я просто спросить? — промямлил он. — Как вам понравилась Честити?

— Честно?