Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Питер, ты не оставишь нас на минутку?
- Нет. - Он мотнул головой.
Я вздохнула, потом пожала плечами:
- Ладно, тогда не вмешивайся.
Опустившись на колени перед Донной, я тронула ее затрясущиеся плечи.
- Донна, Донна!
Ответа не было, ничего не изменилось. Черт, тяжелый день уменя выдался. Зачерпнув в горсть ее волосы, я дернула вверх, подняв ее лицо.Это было больно - как я и рассчитывала.
- А ну, смотри на меня, стерва себялюбивая!
Питер шагнул вперед, и я ткнула пальцем в его сторону:
- А ты не лезь.
Он отступил на шаг, но не ушел. Лицо у него было злое ивнимательное, и я знала, что он может вмешаться, что бы я ни говорила, если ябуду продолжать в том же духе. Но я не собиралась. Я ее потрясла, и это былото, что надо. Ее расширенные глаза были в нескольких дюймах от моих, лицопромокло от слез. Дышала она все так же часто и прерывисто, но она глядела наменя, она слушала.
Медленно, постепенно я разжала руку, и она продолжаласмотреть на меня, оцепенев от ужаса, будто я сейчас должна была сделать что-тострашное, и я так и собиралась поступить.
- Твоя маленькая дочь сейчас видела самое страшное зрелище всвоей жизни. Она уже успокаивалась, уже все проехало, а ты закатила истерику.Ты же ее сила, ее защита. Когда она увидела, как ты расползаешься на части, онаиспугалась.
- Я не хотела... я не могла...
- Плевать мне глубоко, что ты хотела и чего не хотела. Тымать, она ребенок. Ты будешь держаться до тех пор, пока ее не будет рядом и онане увидит, как ты распускаешься. Это понятно?
Она заморгала:
- Я не знаю, смогу ли я...
- Сможешь. И сделаешь. - Я посмотрела вокруг - Эдуарда ещене было. И хорошо. - Ты уже взрослая, Донна, и будешь, черт побери, вести себякак взрослая.
Я ощущала наблюдающий взгляд Питера, почти чувствовала, какон это записывает, чтобы потом прокрутить. Он точно запомнит эту сцену иобдумает ее как следует.
- У тебя дети есть? - спросила она, и я уже знала, что будетдальше.
- Нет.
- Так какое ты имеешь право меня учить, как мне моихвоспитывать?
Она сильно разозлилась, села прямо и стала вытирать лицорезкими, короткими движениями.
Сидя на бампере, она была выше меня, присевшей у земли. Япосмотрела в ее злобные глаза и ответила правду:
- Мне было восемь лет, когда погибла моя мать, и отец несмог справиться с собой. Нам позвонили из полиции штата и сказали, что онапогибла. Отец бросил трубку и завыл - не заплакал, а завыл. Схватил меня заруку, и мы несколько кварталов шли к дому моей бабушки, а он все выл, ведя меняза руку. Когда мы пришли, у дома бабушки стояла толпа соседей, все спрашивали,что стряслось. И это я повернулась к соседям и сказала: "Моя мамапогибла". Отец свалился рыдать на груди родственников, а я осталась одна,без утешения, без поддержки, со слезами на глазах, и это я должна была сказатьсоседям, что случилось.
Донна смотрела на меня почти с ужасом.
- Ты... ты прости меня, - произнесла она смягченным голосом,из которого ушла вся злость.
- Не надо извиняться, просто будь матерью своему ребенку.Возьми себя в руки. Ей надо, чтобы ты ее утешила. Когда будешь одна или сТедом, тогда дашь себе волю, только, пожалуйста, не при детях. К Питеру этотоже относится.
Она глянула на Питера, который стоял неподвижно и смотрелвнимательно на нас, и тут она покраснела, наконец-то смутившись. Слишком быстрозакивав, она выпрямилась. В буквальном смысле у меня на глазах она собралась.Взяв меня за руки, она их стиснула.
- Я очень сочувствую твоей потере и прошу прощения за этусцену. Я не слишком умею выдерживать сцены насилия. Даже если это несчастныйслучай, порез, так пусть даже кровь будет, мне это нипочем, честно, но насилия яне переношу.
Я осторожно высвободила руки. Не то чтобы я так уж ейповерила, но сказала:
- Рада это слышать, Донна. А сейчас я приведу... Теда иБекки.
- Спасибо, - кивнула она.
Я встала, тоже кивнув, и пошла туда, куда ушел Эдуард. Доннамне стала нравиться меньше, но зато я знала, что Эдуард должен от этой семьиуйти. Донна не слишком переносит близость насилия. Господи, знала бы она, кого,какое чудище пустила себе в постель. У нее истерики хватило бы на весь остатокжизни.
Эдуард стоял на дорожке перед одним из многочисленныхдомиков. Перед каждым из них был садик, отлично ухоженный, отлично разбитый.Мне это напомнило Калифорнию, где каждый дюйм двора используется длячего-нибудь, потому что земля - драгоценность. Альбукерк далеко не настолькобыл населенным, но во дворах жили уплотненно.
Эдуард все еще держал Бекки, но она смотрела туда, куда онпоказывал, и на лице ее была улыбка, заметная еще за два дома. Меня вдруготпустило напряжение, которое, как я только сейчас поняла, сковывало мне плечи.Когда девочка повернулась лицом ко мне, я увидела цветок, который она воткнуласебе в косу. Бледно-голубое не совсем идет к желтым лентам и платью, но ладно -все равно симпатично.
Улыбка ее чуть поблекла, когда девочка увидела меня. Оченьвероятно, что я не попадаю в число ее любимцев. Наверное, я ее напугала. Даладно.
Эдуард поставил девочку на землю, и они направились ко мне.Она улыбалась ему снизу вверх, чуть покачивая его руку. А он улыбался ей, иулыбка казалась настоящей. Можно было запросто поверить, что он - любящий илюбимый отец Бекки. Как, черт побери, убрать его из их жизни, не повредивБекки? Питер будет рад, если Тед испарится, а Донна... ладно, она взрослая. АБекки - нет. Черт бы побрал.
Эдуард улыбнулся мне и жизнерадостным голосом Теда спросил:
- Ну, как оно там?
- Пучком, - ответила я.
Он приподнял брови, и на долю секунды его глаза мигнули, изциничных стали радостными, да так быстро, что у меня чуть голова незакружилась.
- Донна и Питер нас ждут.
Эдуард повернулся так, что девочка оказалась между нами. Онаподняла глаза на меня, и взгляд ее был вопросительным, задумчивым.
- Ты побила того плохого дядю, - сказала она.
- Да, пришлось.
- Я не знала, что девочки это умеют.
От этого у меня зубы заныли.
- Девочки умеют все, что захотят уметь, в том числе защищатьсебя и бить плохих людей.
- Тед сказал, что ты того дядю стукнула, потому что он променя плохие вещи говорил.
Я глянула на Эдуарда, но лицо его было открыто, приветливо,обращено к ребенку и мне ничего не сказало.