За степным фронтиром. История российско-китайской границы - Сёрен Урбански

необходимость в его участии отпала. Китайская позиция была слишком слабой для того, чтобы представлять угрозу российской безопасности и влиянию в регионе.

Санкт-Петербург, очевидно, не поддерживал идею панмонгольской империи и равнодушно относился к местным руководителям Хулун-Буира, советуя им найти компромисс с китайскими властями. Переговоры, однако, не привели к результату, Урга приняла обещания хулун-буирских лидеров стать протекторатом независимой Халхи. В мае 1912 года Шеньфу – руководитель мелкого олётского знамени и представитель даурской знати, который сыграл заметную роль в восстании в Хулун-Буире, получил в Хайларе должность наместника ургинского хутухты. Назначение Шеньфу соответствовало традиции, согласно которой более образованные, по сравнению с представителями других знамен дауры, доминировали в племенных отношениях в Хулун-Буире, монополизируя официальные должности[319]. Россия играла двойную игру во время переговоров с монголами. С одной стороны, российское правительство поддерживало национальное самоопределение местных элит. С другой, оно позволило китайской таможне продолжить работу на станции Маньчжурия[320].

Удержание Монголии и других фронтиров в зависимости обсуждалось в Китае в первые годы существования республики[321]. Независимость Хулун-Буира была нестабильной и ненадежной. В мае 1912 года совет провинции Хэйлунцзян обсуждал два острых вопроса, а именно: как пресечь иностранное вмешательство в дела Хулун-Буира и как уговорить автохтонные народы этого района подчиниться правлению китайской республики. Стремясь завоевать сердца монголов, в тот же месяц провинциальные власти Хэйлунцзяна распространили в Хулун-Буире листовки. Напечатанные на монгольском языке, они обещали равноправие всех этнических групп в республике Китай, а также уважение их права на самоопределение. В листовках призывалось не ожидать поддержки от России, потому что ее оказание означало бы нарушение Россией международных законов, что делало ее маловероятной. В следующем абзаце, однако, дружелюбный тон сменялся холодным: «Следовательно, вы не можете опираться на это и со своей силой не больше 1000 человек не в состоянии противостоять [хэйлунцзянским] правительственным войскам. Тем более что из 1000 необученных солдат найдется не больше половины мало-мальски умеющих обращаться с ружьями. Такое количество и качество ваших солдат недостаточно при настоящей цицикарской военной силе, из которой достаточно послать 3 % войск, и вы будете безусловно побеждены». Листовка завершалась призывом к мирному решению вопроса независимости и обещанием, что захват власти, произошедший в январе 1912 года, не будет иметь последствий[322].

Тем не менее карательная экспедиция, проведенная китайским полком против родного аймака Тохтого Джирим во Внутренней Монголии осенью 1912 года, вызвала озабоченность монголов Хулун-Буира. Местные монгольские чиновники в Хайларе опасались, что эта экспедиция была предвестником возможного перехода Большого Хинганского хребта китайскими войсками для захвата Хулун-Буира. Однако новый губернатор Хэйлунцзяна Сун Сяолянь – бывший китайский администратор Хулун-Буира и активный сторонник китаизации – решил на тот момент отказаться от военного варианта. Сун поддержал идею переговоров с монголами в Хайларе для проработки плана воссоединения с Китаем[323].

Однако Российско-китайская декларация о Монголии, подписанная 5 ноября 1913 года, демонстрировала поражение китайского правительства. Россия признала власть Китая над всей Внутренней Монголией, а Китай признал свершившимся факт независимости Внешней Монголии. Суверенная Монголия, таким образом, сократилась до Внешней Монголии, а Хулун-Буир не был упомянут в соглашении вообще[324].

Высокая политика между Пекином и Санкт-Петербургом по вопросу монгольской независимости вызвала особое беспокойство в Хайларе. Разочарование, возникшее вслед за отказом России поддержать самоопределение Хулун-Буира, и подписание ноябрьского соглашения взволновало представителей хулун-буирской автохтонной элиты и разделило население на два лагеря вдоль знаменных линий. Старобаргутские знамена (солоны, чипчины и дауры) приняли российско-китайское соглашение, тогда как новобаргутские знамена (буряты) продолжили призывать к объединению с Внешней Монголией. Некоторые даже грозились иммигрировать в Халху в случае, если Хулун-Буир снова окажется включенным в Китай. В конце 1914 года наместник Шеньфу достиг предварительной договоренности с дипломатическими представителями провинции Хэйлунцзян. Во-первых, жители Хулун-Буира вновь становились китайскими подданными. Во-вторых, Хулун-Буир должен был быть объявлен особым автономным округом, не включенным в китайскую провинциальную администрацию, но находящимся под непосредственным контролем китайского центрального правительства. В-третьих, обеспечение военными должно было осуществляться за счет привлечения местных добровольцев так, что регион оставался бы свободным от присутствия китайских солдат.

Во время конгресса весной 1914 года раскол между старобаргутскими знаменами, с одной стороны, и новыми баргутскими знаменами, с другой, развернулся открыто. Руководители всех семнадцати знамен собрались на одиннадцать дней в Хайларе под председательством наместника Шеньфу. Новые баргуты открыто обвинили дауров в получении взяток и подарков от китайцев. Дауры, в свою очередь, всеми силами пытались отложить закрытие конгресса. Они все еще ожидали утверждения предварительной договоренности китайским центральным правительством в Пекине и провинциальным руководством Хэйлунцзяня в Цицикаре. Командир даурского полка в какой-то момент повысил голос, обратившись к собранию. Мрачным тоном, говоря от лица многих, испытывающих глубокое разочарование предательством России, он предложил вместо этого китайское решение: «Когда мы, с оружием в руках добивались своих автономных прав, мы были уверены, что будем присоединены к независимой Халхе, причем со стороны русского правительства нам была обещана полная помощь. Ныне, как выяснилось, русское правительство обещания своего не выполнило, вследствие чего мы очутились в тяжелом положении. Если теперь мы сами своими силами, не устроим нашу судьбу, наши враги уничтожат нас… Не лучше ли вместо того, чтобы напрасно противиться и проливать кровь, нам сразу, сейчас же признать власть Китая». Имея в наличии меньше трех тысяч слабо подготовленных и плохо экипированных солдат, никто не стремился воевать открыто. Однако собрание завершилось, не приняв удовлетворительного решения[325].

УГАСАНИЕ СТРЕМЛЕНИЯ К НЕЗАВИСИМОСТИ: СТАТУС ХУЛУН-БУИРА ПОСЛЕ 1915 ГОДА

Российская политика в отношении Монголии после обретения ею независимости была прагматичной и осторожной, что отражало расхождения во мнениях чиновников в отношении Внешней Монголии и Хулун-Буира. Российские политики стремились сохранить некоторую степень суверенитета Внешней Монголии для того, чтобы предотвратить китайское военное развертывание и колонизацию, а также обеспечить особые экономические интересы и права для России. Исходя из этого Внешняя Монголия получила квазинезависимый статус, согласно которому она оставалась и под китайским контролем, и под российской защитой – решение, рожденное под международным давлением на трехсторонней конференции России, Китая и Монголии в Кяхте 7 июня 1915 года[326]. Для российских наблюдателей политически незрелые князья Урги были просто марионетками в «большой игре» между Японией, Россией и Китаем. Основной заботой России было создание буферного государства для пресечения военного усиления Китая на границе с Россией. Для этой цели не нужна была единая монгольская империя, которая могла бы спровоцировать конфликт с Японией из-за сфер интересов. «Но монгольский национализм, – заключал «Вестник Азии», – к сожалению, столкнулся с тенденциями более мощными»[327].

Действительно, спустя несколько месяцев, когда «хулун-буирский вопрос» был наконец решен, российские и китайские переговорщики мало внимания уделили нуждам и просьбам представителей хулун-буирских коренных народов. Согласно окончательной договоренности, автономия региона от Китая была бы слабее, чем квазинезависимый статус Внешней Монголии. Соглашение, определившее статус Хулун-Буира, ратифицированное Республикой Китай и Российской империей 6 ноября 1915 года в Пекине, включило почти все первоначальные российские предложения, в принятии которых Китаем Сазонов сомневался. Хулун-Буир был признан особым районом, напрямую подчиняющимся центральному правительству в Пекине. Дореформенная административная структура была восстановлена: монгольский знаменный представитель генерал-лейтенант хулун-буирского гарнизона (фудутун) получил должность губернатора провинции и должен был назначаться указом президента. Знаменные получили коллективную собственность на землю. В мирное время военное присутствие должно было быть ограничено постоянным местным ополчением, хотя на случай волнений китайское правительство сохранило за собой право направить в регион свои войска после того, как Россия была бы об этом предупреждена. В связи с тем что Россия контролировала основной проход в Хулун-Буир – КВЖД, скрытое военное наступление было маловероятным. Все налоги и сборы, кроме таможенных, должны были отправляться в казну местной власти.

Согласно этому соглашению Россия брала на себя посредническую роль между Хулун-Буиром и Китаем, в обмен она получила дополнительные привилегии, так как декларация сохранила российские экономические интересы в Хулун-Буире. Это было серьезным поражением китайской дипломатии. Между