За степным фронтиром. История российско-китайской границы - Сёрен Урбански

китайский военный отряд, расквартированный в гарнизоне Лубинь, примерно в двух километрах южнее Маньчжурии. Официально только порядка 150 китайских солдат дислоцировались в Лубине, но после начала восстания гарнизон был укреплен. Его главный командир Чжан утверждал, что ожидает вступления в открытый бой с монголами. Уверенный в своей победе, он все же был реалистом, готовым вывести своих солдат в случае поражения. Он считал, что восстание будет недолгим и регулярные китайские войска прибудут в регион в самое ближайшее время[305].

Однако эти меры безопасности были неэффективными, и уверенность Чжана оказалась ошибочной. 2 февраля 1912 года монголы захватили и разграбили китайский гарнизон. Они разрушили постройки, распродали разграбленное и подожгли некоторые районы пыльного военного поселения. По сведениям российской разведки, Эрих фрайхерр фон Зекендорф – немецкий офицер запаса, ответственный за китайскую таможню на ст. Маньчжурия, – призывал китайцев сопротивляться монголам, а не сдавать Лубинь[306]. Американские источники подтверждают, что немецкий барон приказал китайцам открыть по монголам огонь. Побежденных китайских солдат и чиновников заставили маршировать до железнодорожной станции, с которой затем они были отправлены в Цицикар. Таможенный комиссар барон фон Зекендорф, в свою очередь, остался заведовать таможней ст. Маньчжурия[307].

За несколько недель до поражения китайцев в Лубине российское правительство было хорошо осведомлено о надвигающемся восстании. Оно своевременно отреагировало. В конце 1911 года Санкт-Петербург увеличил свое военное присутствие к востоку от озера Байкал. Две дивизии были развернуты на нескольких железнодорожных станциях в Забайкалье для защиты российских интересов в Северной Маньчжурии и восстановления полного контроля над КВЖД. Около трех тысяч вагонов, каждый из которых был рассчитан на сорок солдат, находились в резерве на станции Маньчжурия. Эти вагоны обеспечили бы оперативный вывоз до 120 тыс. человек[308].

Если оккупация Хайлара была осуществлена без прямого российского военного участия, то о степени российской поддержки монголов в выступлении против гарнизона Лубинь двумя неделями позже китайские, российские и иностранные наблюдатели разошлись во мнении. Несколько возможных мотивов объясняют действия России в окрестностях поселка Маньчжурия: стремление сохранить буферную зону между малонаселенными территориями Сибири и территориями, в которых наблюдался рост ханьского населения; предотвращение усиления китайского военного присутствия во Внешней Монголии и Хулун-Буире; сохранение этого региона вне вмешательства иностранных элементов, что позволило бы России получать значительную прибыль без необходимости конкурировать с другими участниками. Согласно указаниям из Санкт-Петербурга, Россия должна была занимать строго нейтральную позицию в случае боевых столкновений между китайцами и хулун-буирскими знаменами[309]. Однако существуют веские основания полагать, что некоторые российские военные руководители действительно открыто вмешивались в боевые действия на стороне хулун-буирских монголов.

Китайские, российские, американские и немецкие источники расходятся в деталях, рассказывая о взятии гарнизона Лубинь, однако они едины в том, что российское содействие сыграло бы решающую роль в отделении Хулун-Буира от Китая[310]. Такое вмешательство определенно соответствовало интересам России того времени – отведение китайских войск от ее государственной границы и концессии Маньчжурской железной дороги позволило бы России обезопасить свою периферию и продолжить получать прибыль на Северо-Востоке Китая с наименьшими затратами и рисками.

Вслед за изгнанием китайских гражданских и военных чинов последовали недели неопределенности. Монголы с недоверием относились к затишью и разместили 250 солдат в гарнизоне Лубинь. Здание китайской морской таможни на ст. Маньчжурия украшал флаг Китайской республики, но на крыше резиденции китайского уполномоченного все еще развивался имперский дракон[311]. После боевых столкновений в Хайларе и на ст. Маньчжурия монголы изложили свои требования в письме к китайской администрации Хулун-Буира: «Мы полны решимости не признавать Республику и не подчиняться притеснениям китайских чиновников. С почтением советуем вам обоим, господа, собраться и в кратчайшие сроки отправиться вместе с вашими подчиненными домой наслаждаться покоем. Мы гарантируем полную неприкосновенность оставшихся, занятых торговлей или другими делами людей; наоборот, им будет предложена особая защита… Если вы не согласитесь и откроете огонь, мы будем обязаны ответить. Наша праведная армия Хулун-Буира уважает принципы человечности, мы не будем убивать китайцев»[312].

Однако, несмотря на эти обещания, насилие в отношении китайцев вспыхнуло в Хулун-Буире вскоре после захвата Хайлара. Встревоженные китайские власти предупредили население, что собственность лиц, оказавших поддержку монголам, будет конфискована, как только город будет снова взят республиканскими силами. Ложные слухи о том, что китайское подкрепление направилось в сторону Хайлара, подогревали и без того напряженную атмосферу[313]. В апреле 1912 года монгольские солдаты, в основном солоны, разграбили китайские магазины и закусочные в Старом Хайларе и арестовали сотни китайцев. «По слухам, – сообщал своим читателям корреспондент газеты «Думы Забайкалья», – монголы на днях выгонят всех китайцев из старого города в пределы полосы отчуждения и оставят лишь торговцев»[314]. Лестер Мейнард, американский консул в Харбине, писал, что «основные здания полностью уничтожены пожаром, а китайское население, подвергаясь нападениям, несет значительные потери… паникует и пытается выбраться из города, однако 600 китайцев были захвачены монголами, которые, по-видимому, хотят удерживать их с целью выкупа. Власти беспомощны, а разграбления продолжаются. Единственное, что сохранилось, – вещи, которые хозяева смогли перенести в русскую часть города». Наблюдатели расходились во мнениях о том, стала ли полная анархия результатом политических или патриотических причин или же беспорядки учинили монгольские солдаты, которым не заплатили. В любом случае на следующее после беспорядков утро русские власти надавили на монгольскую администрацию, чтобы те восстановили порядок[315].

Таким образом, Россия неохотно вмешивалась в происходившее во Внутренней Монголии, опасаясь реакции Японии, однако стремилась включиться в события в Хулун-Буире. Восстанавливая независимость, монголы при поддержке российских военных смогли взять под свой контроль степь между Аргунью и Большим Хинганским хребтом. Однако будущее кочевников, все еще проживающих в регионе, было неопределенным.

ЗАВИСИМАЯ НЕЗАВИСИМОСТЬ: ХУЛУН-БУИР С 1912 ПО 1915 ГОД

После того как монголы объявили независимость и изгнали китайских чиновников и военных, статус Хулун-Буира стал предметом жарких споров российских политиков и комментаторов. В своей речи перед Думой 13 апреля 1912 года, через три месяца после объявления независимости Хулун-Буира, Сергей Дмитриевич Сазонов, министр иностранных дел Российской империи, выступил против аннексии этих земель, потому что эта территория не представляла значительной военной опасности для империи: «Я не усматриваю причин, в силу коих нужно было бы признать, что присоединение Северной Монголии было бы для нас полезным. Наши интересы требуют лишь, чтобы в пограничной с нами Монголии не утвердилось сильное в военном отношении государство. Благодаря соседству монголов, наша граница Сибири лучше охранена, чем если бы мы настроили на ней крепостей и расположили в ней сильные гарнизоны». Сазонов указал на различия между Внутренней и Внешней Монголией и предупредил, что попытки их объединить вряд ли привели бы к политическому успеху. Он был скептически настроен даже в отношении национальной независимости Внешней Монголии. Роль России он видел в посредничестве между Китаем и Монголией, подчеркивая, что Россия должна принять участие в любых переговорах, способных привести к соглашению между сторонами. Он назвал три важнейших условия, на которых должны базироваться отношения Китая и Внешней Монголии. Первое – отказ от введения во Внешнюю Монголию китайской администрации. Второе – в регионе не должны размещаться китайские войска. И третье условие – отказ от колонизации этой территории китайцами[316].

Российский министр иностранных дел отметил, что восстановление китайской власти в Хулун-Буире будет принято Россией, если на этой территории будет гарантировано местное самоуправление и будут признаваться российские экономические интересы[317]. Поселения Маньчжурия и Хайлар оказались под пристальным наблюдением со стороны международного сообщества, которое опасалось полной аннексии этих территорий. В то же время охраняемая российская железнодорожная концессия здесь в достаточной мере обеспечивала российские притязания, и когда в будущем Китай будет отстаивать свои «интересы на железной дороге, это подтвердит китайские связи с Внешней Монголией как раз когда Россия хотела бы подчеркнуть отсутствие таковых»[318]. Россия поддерживала Тохтого до конца правления династии Цин и объявления независимости Угры и Хайлара, затем