Струны черной души - Евгения Михайлова

До первого замужества у меня был один парень.

В свите из многих поклонников всего один мальчик, с которым у нас был настоящий роман.

Впрочем, тогда он казался совсем взрослым. Ему было восемнадцать, мне пятнадцать. Артем был ослепительно, неправдоподобно красив. Так мне повезло.

Все, что я узнала о близости мужчины и женщины, было прекрасно, благоуханно, освещено взглядом синих глаз почти мистической красоты, согрето дыханием удивительных губ.

Млела под нами трава в росе восторга, журчала рядом зеленая река, смягчая зной того, что я чувствовала. И только грозно темнеющее небо помогало мне не потерять себя. Не подчиниться потоку, который был сильнее нас обоих, не смириться во имя всего этого с тем, что было дальше.

А дальше он ждал и любил меня до моего совершеннолетия.

Именно в этот день привел в дом к своим родителям, с их благословения мы и провели нашу первую ночь практически решенного брака.

К утру я была готова к одному: к стремительному и бесповоротному побегу. Под потолком жилища самого заурядного семейства я, наконец, рассмотрела и примитивную суть своего возлюбленного, которую так изощренно маскировало физическое совершенство, романтика природы и диких, вольных отношений.

Артем успокоился, поверил в то, что меня уже не нужно пленять, — и стал тусклым манекеном удачной формы.

Меня тошнило даже от нее, как от магазинного пирожного с розами неестественных тонов.

Расставание было болезненным. Он сломался и спился. Исчез для меня. А роскошь того подарка судьбы, который был завернут в него, как в нарядную упаковку, осталась.

Я выпустила это сегодня из колумбария.

Первый брак начался с ощущения дежавю. Какой-то странный, навязчивый повтор. И я была готова к побегу, его задержало лишь рождение Тани. Но первый наш месяц был пьянее, чем вересковый мед.

Потому такой результат — такая чудесная девочка родилась. Этот результат я и сохранила — всего один месяц брака-ошибки.

Настоящим, полным союзом оказалась наша встреча с Анатолием.

Именно с ним я испытала осознанную радость близости с равным, глубоким и сильным человеком.

Наверное, я уже была отравлена страхом разочарования, потому что ожидание беды появилось, когда для нее не было, казалось, причин. Что-то меня беспокоило, как крошечное, зудящее пятнышко на коже, которое по форме и цвету может оказаться лепрой.

Сначала просто мысль: почему человек с такими способностями ученого, с такой амбицией карьериста пришел работать в школу? У него была масса более заманчивых перспектив. Потом какие-то неоднозначные штрихи его безупречных контактов с людьми. И вдруг в его отчаянном упоении моей внешностью, моей женственностью я рассмотрела оборотную сторону куда более непреодолимой страсти.

У Анатолия была тайна, которую он удачно скрывал.

Его мучительно привлекали, брали в плен не женщины, а эльфы. Нежные, полувоздушные существа того беспомощного возраста, когда девочка дарит себя миру, воздуху и солнцу, не отдавая себе отчета в гибельности собственной прелести.

Анатолий отважно и честно боролся, держался за мою женскую полноценность, мою необычную внешность, за наши естественные и взрослые объятия, за обеты, которые подразумевались сами собой. Но рядом цвела моя прекрасная Таня…

Для него это была я, но без уверенности, силы и опыта.

Я — без трезвой оценки и резкого сопротивления тому, что отвергала. Я — в наброске, в нежных намеках, в слабости и доступности цветка. Я совершенно уверена, что такой взрыв, такой взлет и такое падение случились в жизни Анатолия впервые наяву, а не в грезах. Именно мы с Таней это разбудили, а он не смог остановить огонь.

Но наш мир был обречен.

В любом случае, даже если бы не объявились реальные и невидимые враги. Но сегодня я впервые его благодарю за то прекрасное, теплое и чистое, что было.

И самый неожиданный миг любви.

Самое великое открытие и откровение. Я тяжело переносила беременность. Я уже не любила мужа. Мне нужно было работать, чтобы совсем не потерять себя. Мне казалось, я не хочу этого ребенка. Срок подошел внезапно…

Эта разрывающая боль, кровь, которая, казалось, залила и мозг…

Это мокрое, орущее существо, в его отчаянно открытом ротике я увидела ненависть к себе за то, что обрекла его на страх и неизвестность.

Мы разделились, мы отторгали друг друга.

Я потом спала почти сутки, проснувшись, не хотела открывать глаза. Я не хотела видеть ребенка… И вдруг что-то тепло и уютно зашевелилось у груди, которая ныла от кипящего молока.

Я посмотрела. О, боже.

На меня взглянуло совершенство, расплывающееся в молочной голубизне глаз. Это совершенство крепло и становилось все реальнее от каждого глотка белой жидкой нежности из моей груди.

Я истекала любовью. Я растворялась в том, что до сих пор не могу определить. Это был смысл, итог, вершина и начало. Всего, что могло с нами случиться.

Да, сегодня я открыла сердце даже для источника своей самой страшной боли. Пусть будет. Это самое тяжелое богатство матери-сироты. Женщины, которая впускает в жизнь и дом убийц.

Утром я обессиленно смотрела в окно, в сплошную февральскую метель.

Я была так же далека от ответов, как вчера. Так я и не искала их.

Я шла по тропинкам догадок и мелодиям живых чувств к одному пониманию. Я заплатила страшную, чудовищную цену за то, что столько стоило.

В моем случае именно столько. Ни от чего не откажусь, ничего не отдам и не спрячусь от новых счетов жестокого кредитора — судьбы.

Пока я разбиралась с собой — с душой и телом, пока, сжав зубы от раздражения, общалась с безликими функциями, которые брезгливо рассматривали мои документы для оформления заграничного паспорта, — у Сережи кое-что получилось.

Сотникова, наша Тома, спалилась по полной программе.

Сергей, а затем и следствие пошли по пути ее подработок. Обнаружили очень похожие, постоянно повторяющиеся варианты.

Тамара оказывала услуги по уходу во время болезни одиноким пенсионерам. Как правило, они жили в хороших районах, в дорогих квартирах. Видимых родственников рядом не было.

Кольцова заинтересовало в этих визитах Томы то, что инициатива исходила от нее. Ее не нанимали! Вася не даст ошибиться. Сотникова звонила первой. Потом выяснилось, что она приходила как социальный работник, то есть бесплатно. А это уже стойкий запах наводки, который ни с чем не спутаешь.

Короче, в нескольких случаях после ухода Сотниковой за клиентом во время его болезни этот человек приглашал нотариуса и представителей какой-то организации и заявлял о решении передать благотворительному фонду свою квартиру, ежемесячную пенсию за гарантии пожизненного ухода и медицинского обслуживания.