Струны черной души - Евгения Михайлова

Наконец, встретился с моим взглядом и объяснил:

— Это Павлова. Ты была права. Баба — явно нимфоманка, к тому же мифоманка. Небольшой телефонный террор.

— Ее уже выписали?

— Давно. Как минимум неделю дома. Практически здорова. С нервами, как они считают, не все в порядке, но сердце как набат.

— Ее как-то охраняют?

— Нет такой возможности, да и не такой она ценный свидетель. Вот почему я ей дал свой телефон. Чтобы звонила в случае опасности или подозрений. В таких двух случаях! Но она же бомбит постоянно.

— Берегись, скоро позовет тебя спасать ее от депрессии под угрозой суицида.

— Имею в виду опыт твоего мужа. Со мной все будет иначе. Да, Марго, с Никитой из группы поиска Игоря Сергеева договорить удалось. Не знаю, удивишься ты или нет, но он искал именно тебя. Показал даже карточку задания: «Маргарита Викторовна Соколовская». Такие карточки он получает от руководителя группы. Тот — от владельца агентства.

— Можно, я не буду реагировать? В этом нет пока смысла. Да, загадка. Да, Игорь мне ничего подобного не говорил. Но если бы ты был моей подругой, а ты и есть моя подруга в отсутствие других, — то я бы вот что сказала. В его отношении ко мне, в его восхищении, желании, тоске нет фальши. Или такого гениального актера мир еще не знал. Поверь, я очень критична к себе и другим. Меня трудно обмануть, да еще в таком контакте. В этом смысле я не похожа на папу.

— Конечно, — легко согласился Сергей. — Нам надо поспать. Постарайся все выбросить из головы.

На прощание он притянул меня к себе, по-дружески поцеловал только в щеку. Но то было прощание совсем не «подружки», или я совсем ничего не понимаю в мужчинах. А я понимаю. И, похоже, Павлова тоже.

Какая же настырная зараза.

Такое впечатление, что она очень доверяет моему вкусу, потому охотилась на мужчин, которые рядом со мной или моей дочерью.

Привычка оказалась более стойкой, чем жизнь моих близких. Теперь на прицеле Сережа.

Какая весть… Шок! Радость… Радость? Радость?! Мать вашу, и тетя Изабелла, и все алчные крысы вокруг нее.

Ладно, скажу по порядку.

Наш гонец и гениальный программист Вася прибыл в Мадрид, вступил там в контакт с братьями по разуму, которые всегда от большого ума становятся в какой-то степени хакерами.

Это самая опасная и неистребимая армия. Для нее нет ни стен, ни тайн, ее не остановишь оружием.

Прежде всего они собрали материал на Ивана Сердюка, адвоката моей тетушки. Взломали личную переписку. Он оказался геем.

После одной вечеринки Иван ушел домой со своим любовником и его младшим братом. Это был подсадной «брат».

Любовник взял деньги, даже особенно не вникая, в чем миссия третьего лица. Лицо тихо споило хозяина дома вместе с дружком, добавив снотворное в спиртное. И всю ночь рылось в секретных файлах. Нужные пересылало на ноут Васи.

Утром все встретились за вкусным завтраком, приготовленным заботливым «братиком». Все были довольны и счастливы. Никто не пострадал. Кроме меня.

На меня свалилась глыба настоящего богатства.

Изабелл завещала мне состояние в пару десятков миллионов долларов, старинный замок в Испании, который может стоить в десятки раз больше. Картины, антиквариат — все, что, оказывается, досталось ей от Маргариты-первой.

Изабелл, крайне сухой и скупой человек, за свою жизнь потратила какие-то гроши — процент с капитала. Ей просто больше не было нужно. Ее грела и вдохновляла сама роль могущественного распорядителя богатств. И воображения хватило только на то, чтобы оставить все почти чужому ребенку, единственному в ее жизни, к которому она испытала горячее родственное чувство.

Возможно, она потому и не хотела никогда встречаться со мной, взрослой, — чтобы не испытать разочарования.

Наверное, это высокая и романтическая история любви. Но я бы предпочла прозаичный и прямой контакт. Без тайн и сюрпризов. И без этого завещания, если оно стоило жизней моих близких.

Если такая связь действительно есть, если на папу тоже было покушение, — я поеду к безумной дарительнице и уговорю ее все переписать на общество защиты кроликов. И пусть объявит об этом во всех газетах.

Да нет, я поеду в любом случае, не стану же дожидаться, пока тугодумы-следователи разродятся разгадкой.

Я сделаю все, чтобы она успела меня разлюбить, в идеале — возненавидеть.

Если, конечно, меня не грохнут раньше.

Дело в том, что формулировка там такая: она все оставляет Маргарите Соколовской, в случае ее смерти — мужу, в случае его смерти — дочери, далее — любому кровному родственнику перечисленных наследников.

Если не будет найден никто, поверенный получит особое указание.

И его тоже обнаружил Вася.

Этот резервный наследник — владелец маленького ресторана на берегу моря.

Изабелл считает его своим единственным другом: он много лет сам привозит ей ее любимые устрицы.

Мой муж был убит через месяц после составления завещания. Таня погибла через месяц после него. Меня упекли за убийство. Если бы получилось с папой, если получится с папой, то останусь толь- ко я. И вы же не думаете, что заказчик стольких преступлений какой-то поставщик устриц, никогда не выезжавший из Испании?

Ясно только, что этот тип — чей-то исполнитель, с кем-то в доле. То есть резервный вариант завещания должен быть тетей уничтожен. Без доказательств преступности замысла. Вот и это я должна ей внушить. Хоть бы она еще соображала.

Я не суд. Я слабая женщина, которая должна попытаться спасти жизнь папы, в идеале свою. Тетя — обманутая дура.

Да, Вася повидался с тетей Изабелл. Она живет с двумя служанками и сиделкой.

Вася говорит, она в уме, хотя и небольшом. Она поняла, что он студент, который приехал на каникулы и пришел с нею повидаться по моей просьбе. Он купил в ближайшем супермаркете фрукты, пирожные и вино, сказал, что это я передала.

Тетя плакала от умиления, называла меня деточкой. И передала мне на память булавку с коралловой розочкой. Прошептала: «Пусть приедет на мои похороны. Она все узнает».

Великая интриганка, блин.

Но я вдруг заплакала тоже среди ночи, глядя на эту смешную булавку.

Вася хорошо описал мрачную, скудную, одинокую жизнь умирающей старухи, стерегущей в нетронутости огромное богатство для той, которая всего лишь унаследовала лицо главной и самой яркой представительницы нашего рода.

Да, для меня род — это пустой звук.

Я понимаю только связь близких душ, цепи из горячей крови тех людей, которые стали настоящим, а не мифическим содержанием моей жизни.