Евангелие от Афрания - Кирилл Еськов

– А у Иуды сдали нервы, и он ударился в бега, – решил, наверное, что в сообщении есть его имя…

– Не совсем так. Я полагаю, что он загодя выбрал этот день для завершения своей комбинации. То есть, конечно, не конкретный «четверг 13-го нисана», а ближайший день, когда ученики с Учителем окажутся в городе, и можно будет оторваться от них, не вызывая лишних вопросов. Уходить ночью из Гефсимании было бы куда подозрительнее; с другой стороны, нельзя было и выжидать до бесконечности – опасность того, что мы раскроем его трюк с Иоанном, росла с каждым днем. В тот вечер Иуда, наверное, только о том и думал – как бы ему выбраться из дома; так что Иешуа сделал ему неоценимый подарок.

– Ну ладно, убедили. А вот почему Иешуа не только не попытался остановить предателя, но и не назвал во всеуслышанье его имени?

– А ты представь себе на минутку, каков был бы реальный результат такого заявления. Ученики – ну чисто дети! – постоянно таскали с собой два меча (как будто это могло бы им хоть чем-то помочь). Только был там еще и третий меч, стоивший не только этой пары, но и многих других, – под хитоном у Иуды. Ткни Учитель в него пальцем – и тот же Петр наверняка полез бы разбираться, и это наверняка стало бы последней разборкой в его жизни. Так что если Иешуа действительно дорожил жизнью своих учеников, то он поступил единственно возможным образом: не стал загонять крысу в угол, а дал ей спокойно ускользнуть. Иуда так и так ушел бы, только еще оставив за спиной несколько трупов. Ну а уж из каких соображений Иешуа решил позволить себя убить – это, знаешь ли, вопрос не к сыщикам, а к философам.

– М-да… Интересная картина получается, экселенц. Выходит, что в тот день конечный результат был полностью предопределен, и никакие наши телодвижения – ни озарения, ни цепь грубейших ошибок – изменить ничего уже не могли. Как будто тут вступили в действие какие-то другие силы, иного порядка… Кстати, экселенц, а у вас не возникает ощущения, что это нас с вами кто-то «разыгрывает втемную»?

– Да как тебе сказать, центурион…

Впрочем, в ночь с 13-го на 14-е нисана, на которой временно прервалось наше повествование, эти обстоятельства оставались еще нам неведомы; тут Вы, проконсул, имеете перед нами фору. Знай все это – мы бы, конечно, действовали несколько иначе… Впрочем, теперь я уверен: это ровным счетом ничего бы не изменило.

…Мы перехватили их на самых подступах к Гефсимании, там, где Иерихонская дорога, делая небольшую петлю, пересекает ручей Кедрон. Колонна смешалась, где-то в хвосте послышался панический вопль «Зелоты!», и несколько первосвященнических рабов брызнули наутек по залитому луной склону. Храмовая стража, однако, на удивление быстро перестроилась в чуть рыхловатое каре, и края этой грозовой тучки тут же подернулись голубоватыми искрами клинков.

Точно выдержав паузу, я приказал: «Зажигай!», и свет нескольких факелов пустился в пляс по нашим шлемам и панцирям. И лишь после этого я вышел к ощетинившемуся мечами строю иудеян, присмотрелся и с изумлением провозгласил: «Батюшки-светы! Да это, никак, вовсе даже не разбойники, а храмовая стража Его Святейшества… Отбой, ребята, мечи в ножны!» И – уже по-арамейски: «Командира отряда ко мне!» По рядам иудеян прошла рябь, и ко мне протолкался высокий человек, почему-то в гражданском – в синем хитоне и коричневой головной повязке; разглядев его, я окоченел.

То, что Иуда командует отрядом, могло означать только одно. Передо мною не жалкий перебежчик, а успешно выполнивший задание и возвратившийся к своим кадровый сотрудник одной из иудейских спецслужб – то ли тайной полиции, то ли разведотдела Корпуса храмовой стражи. Дело отчетливо запахло для меня уже не отставкой без мундира, а гарантированным летальным исходом.

Иуда, впрочем, обрадовался встрече не более моего; оно и понятно – его план тоже пошел несколько наперекосяк. Встреча с римским спецназом в двух шагах от вожделенной цели в планы этих ребят никак не входила, и шестеренки в голове командующего операцией должны были сейчас крутиться с умопомрачительной быстротой – что сей сон значит? случайность или утечка? Это уже само по себе оставляло мне свободный пятачок – если не для осмысленного маневра, так хотя бы для блефа. И тут я услыхал откуда-то сбоку знакомый голос, произнесший по-гречески: «Бог мой, да это, никак, достопочтенный Афраний! Что вы здесь делаете в столь странный час, дражайший коллега?»

Я обернулся. Так и есть – передо мною стоял, слегка подбоченясь, чернобородый красавец в плаще, накинутом поверх легкой парфянской кольчуги. Нафанаил бен-Ханаан, в юности – известнейший террорист, а ныне начальник Отдела специальных операций Корпуса храмовой стражи, мой давний знакомец по совместным акциям против галилейских повстанцев. Откуда, однако, он взялся в Иерусалиме – по нашим данным, он со своими людьми должен сейчас работать где-то за Махероном, в оперативных тылах арабов… Верховный диверсант всея Иудеи, между тем, любезно взяв меня под локоток, двинулся к краю освещенного факелами пространства; при этом он с такой замечательной небрежностью отодвинул Иуду, что я понял: нет, ребята, еще не все потеряно. Итак, командует операцией все же Нафанаил; оно и понятно – в ином качестве работник его ранга вряд ли мог тут оказаться. Значит, Иуда все-таки либо перебежчик, либо, в худшем для меня случае, Нафанаилов конкурент, сотрудник тайной полиции. Ну что же, положение у меня крайне скверное, но не безнадежное, – будем драться.

– Ого! с обновкой вас, достопочтенный Нафанаил, – заметил я, с дружеской бесцеремонностью разглядывая свежий шрам на скуле коллеги. – Лучшее украшение для любого мужчины – кроме оперативника… Где это вас угораздило – не под Аль-Джегази? Говорят, будто вы там еле вырвались, оставив в зубах у арабов все перья из хвоста. Бедуины не любят тех, кто отравляет их колодцы, и ведь они в чем-то правы, а?.. И кстати – не могли бы вы мне, чисто по-дружески, поведать: зачем вообще вашему Корпусу понадобилось встревать в эти разборки между Иродом и Аретой?

– Знаете, Афраний, мне иногда сдается, что против врагов Империи работает не больше четверти вашей агентуры, а остальные три – шпионят за союзниками.

– Ну, иного союзника я бы не задумываясь сменял на трех врагов. К вам лично это, понятное дело, не относится…

– Тогда какого дьявола вы тут околачиваетесь? Только не надо вешать мне лапшу на уши насчет «поиска боевиков Элеазара», или еще чего-нибудь в этом роде!

– Вы меня обижаете, достопочтенный Нафанаил; когда это я вам «вешал лапшу на уши»? Кстати, насчет Элеазара – это вы как в воду глядели: вчера появилась чрезвычайно любопытная информация, и мы, как водится, готовы ею поделиться. А здесь я выполняю приказ прокуратора Иудеи о задержании и взятии под стражу некоего бродячего проповедника, выступавшего с подрывными призывами.

– Вот как? Уж не Иешуа ли Назареянина?

– Гм… Я поражен вашей осведомленностью, коллега; мои вам комплименты. Похоже, наша внутренняя контрразведка совсем обленилась и перестала ловить мышек…

– Вам угодно валять дурака, Афраний? Ведь вы же наверняка знаете, что приказ об аресте Назареянина уже отдан Синедрионом, – мы затем и отправляемся в Гефсиманию. Зачем вы устраиваете этот бег наперегонки – других дел у вас, что ли, нету? Занимались бы, действительно, Элеазаром… В конце концов, это наше внутреннее дело, не политическое, а чисто религиозное, и вас с вашими головорезами оно ни с какого боку не касается. Так что можете доложить прокуратору: все необходимые меры уже приняты храмовой стражей.