Корректировщик. Где мы – там победа! - Георгий Крол

Я вскакиваю и смотрю на всех вытаращенными глазами. Анка, медсестра Анка – моя бабушка? А тот морпех, с которым я говорил, сидя у медицинского блиндажа после рукопашной, – мой дед? Вот почему глаза были такие знакомые, у меня ведь такие же, а я их почти каждый день вижу, когда бреюсь. Что вообще здесь происходит? Кит силой усаживает меня на диван, Мишка протягивает граненый стакан.

– Пей!

Я выпил чисто машинально. В голове слегка зашумело, зато стало легче. Попытался даже начать думать. Хотя зачем? Вот же Кит здесь и Медведь. Сейчас они мне все объяснят. Вот прямо сейчас. … Сейчас… Сей-час. … Сей…

Я проснулся с дикой головной болью и таким гадким ощущением во рту, что первым делом начал искать, куда сплюнуть. Мне тут же пододвинули тазик и протянули стакан. Не-ет! Второй раз я на это не попадусь.

– Идите вы!

Мишка расхохотался, а Кит сел рядом.

– Пей, это вода. Башка сильно болит?

– А то ты не знаешь.

– Представляешь – нет. Как-то мне не довелось полный стакан спирта залпом выпить. А ты силен, успел нам даже кулаком погрозить, перед тем как вырубился.

– А зачем вы вообще мне спирт подсунули?

Кит стал серьезным.

– Чтобы ты не свихнулся. У всех воссоединение проходит по-разному. У меня вот, да и у Мишки, вообще в два этапа. Остальные – кто как. Степка, ты же его знаешь – теоретик, головой тряхнул и говорит: «Ух, ты!» И все. А вот Ромку, хирурга нашего, Ольге пришлось отхаживать. Зато поженились наконец, а то со школы ждем.

Я снова вытаращился.

– Они что, тоже здесь?

– Все наши здесь, Юл, все двадцать семь человек. Давно уже, с 41-го. Это ты задержался чего-то.

Вмешался Мишка:

– Чего-чего! Место, вот чего. Он в Констанце нужен был, а сидел в Ленинграде. Вот и задержался.

Кит кивнул:

– Ну, да, наверное. Но теперь все в сборе. Как придешь в себя, устроим встречу.

Я покачал головой.

– Все равно ничего пока не понимаю. Почему мы все здесь? И что с памятью? Я помню две жизни, вроде как параллельно. И вас всех и семью. Помню, как ты в училище уехал, а я потом весь вечер грушу лупил, от тоски. И помню, как дед радовался, когда я в училище поступил, да еще на курс морской пехоты. Отец-то инженер-строитель, не увлекла его морская романтика. Помню, как мы сидели после ужина в столовой, а Марья Витальевна выносила торт имениннику. И помню, как однажды бабушку уговорили рассказать, как она с дедом познакомилась.

Рассказывал в конце концов дед. Про бой, рукопашную, в которой полегли все, он оставался последним. Немцев оставалось еще много, а вдруг к нему, последнему, оставшемуся в живых, пробился незнакомый сержант. Весь в грязи, в одной руке немецкая саперная лопатка, в другой финка. Лицо совершенно спокойное, а глаза бешеные. Ох, и крошил он немцев. А когда последнего уложил, сел возле стенки окопа и застыл. Дед попытался с ним поговорить, тот поинтересовался медсестрой, узнал, что жива-здорова, и быстро ушел. Бабушка из блиндажа выглянула, а дед сидит весь в крови и грязи. Вот она его оттерла, перевязала, так и познакомились. И про сержанта спросила. Узнала, что цел, – обрадовалась. Но сержант этот как в воду канул вместе со всеми разведчиками. Говорили, после боя всех, кто жив остался, в госпиталь отправили. А потом деда ранило. Вот, пока он в медсанбате лежал, все и началось.

Мишка закивал головой.

– Вот! По моей теории это именно то, зачем мы здесь. Не только, конечно, чтобы спасти своих родных, но и это тоже. Вот представляешь, Мария Витальевна на самом деле мать Никиты. Недаром они все время друг к другу тянулись. Это что-то на уровне генетики, но тут Ольга лучше разбирается.

Мне стало интересно. По Мишкиной теории, мы сами спасаем жизнь своим дедушкам или бабушкам. С нами, мной и Китом, все понятно. С Петром, пусть он и ракетчик, но все-таки военный. Ладно, с Мишкой – он реконструктор, хотя история его занимает намного больше собственно военной стороны дела. Но все-таки. А вот Ольга? Она же специалист по борьбе со старением. И как она кого-то спасла? Или Александр Александрович, дипломат наш. Как? Мишка долго молчать не умеет, так что не прошло и пяти минут, как он спросил:

– О чем задумался?

Объяснил. Мишка делано-обиженно хмыкнул, мол, тоже мне – герой, сел поудобнее и начал рассказывать:

– Насчет Ольги ты не прав. Она, конечно, генетик, но ведь до перевода на биофак МГУ училась, если помнишь, на онкохирурга, причем весьма успешно. Вот и вызывают ее иногда ассистировать в сложных случаях. Во время одной такой операции все и случилось. Девушка двадцати лет, ранение в живот, хирург решил, что сохранить жизнь и вернуть медсестру в строй важнее всего, и попытался попросту удалить ей матку. Ольга это просекла и встала на дыбы. Заявила хирургу, что если он хотя бы попытается это сделать, то она его самого оскопит, прямо здесь и сейчас. Проняло. Мужик провел уникальную, как потом выяснилось, операцию, девушка восстановилась полностью. Через три года родила. Но это Ольга уже потом узнала, когда к нам вечером заглянула, стресс снять. Да уж, сняла. Но, ничего, она врач, справилась быстро.

– Подожди, а Ромка тогда почему тяжело перенес? Он же вообще полевой хирург, значит, более эмоционально устойчивый.

– С Романом видишь как получилось… Ему в тот раз Ольга ассистировала. Осколочные ранения, задето легкое, осколок вплотную к сердцу. С легким он разобрался четко и быстро, начал работать с осколком, который сидел возле сердца. Ты и сам в документальном кино видел – хирург во время операции редко на кого-нибудь смотрит. А тут он на Ольгу взглянул, хотел попросить проконтролировать что-то. Вот его и накрыло.

Он потом сам говорил, что начал уплывать, а ведь уже ухватил осколок. Рука дернется – умрет парень. Так что он операцию до конца довел, разрезы зашил и просто упал. Но, падая, на Ольгу смотрел. По этому взгляду она и сообразила, что случилось. Сумасшедший был взгляд. Он процесс воссоединения прошел в полном сознании! Единственный из всех. Две недели она его выхаживала. Все время была рядом, днем и ночью. Верховный приказал их не трогать и никому постороннему к ним не входить. Потом она приходила к Ромке каждый вечер, а недавно эти двое поженились. А свадьбу зажали, сказали, дома отгуляем.

Дома. Я покачал головой:

– А ты уверен, что мы вернемся домой?

Медведь взглянул на Кита. Похоже, у них есть какое-то общее воспоминание, которого у нас, всех остальных, нет. И похоже, что оно хоть и не самое счастливое, но очень много для них значит. Ответил мне в результате этих переглядываний Кит:

– Понимаешь, Юл, мы ведь с Мишкой уже возвращались.

– Что-о-о?

– Ага. Встретились в будущем, точнее, в нашем времени. Только это сложно. Я тебе уже говорил, что у нас все проходило в два этапа. Получилось так, что мы вроде как погибли. Я имею в виду здесь. Я в бою получил прикладом по голове, а потом еще и пулю в грудь поймал. Мишка человек штатский, хоть и играет в войну всю жизнь, так он умудрился удариться виском об угол тумбочки, на которой телефон стоял. Меня долго везли в госпиталь, думали, не доживу. Его телохранитель нашел, и тоже, пока вызвали карету, пока доставили…