Зигги Стардаст и я - Джеймс Брендон

На Уэбе тонкая черная маска. Его идея, потому что он хотел быть как можно более анонимным и спрятать душу от класса. Он смотрит на меня. И улыбается.

– Только мы, помнишь? На Луну, – шепчет.

Я выключаю весь свет, поднимаю руки, расправляя длинный белый шелк кимоно Старлы, и скольжу через комнату. Под ним на мне только малюсенькие гимнастические шорты и сапоги на шнуровке до самого колена, и больше ничего.

Я столько раз рассматривал фотографию, что запомнил ее наизусть. Поэтому, когда взялся накладывать грим, казалось, будто я занимаюсь этим всю жизнь: ярчайшая белая пудра на лицо, море поблескивающих румян полосой через каждую щеку и огромная золотая блестящая полная луна во лбу.

Я – Зигги Стардаст.

Занимаю свое место позади стола.

Уэб – свое, перед ним.

– Выглядишь изумительно, – шепчет он.

– Как и ты.

Слегка киваю Старле, игнорируя рычание Обезьян на переднем ряду, и – Зигги-спаси-и-помилуй – начинаем.

Белый шум. Игла попадает на запись: «Time» группы Pink Floyd из альбома «The Dark Side of the Moon».

Низкий гул поднимается из колонок проигрывателя.

Тик-так, тик-так, тик-так, дин-дон, дин-дон, ку-ку, ку-ку: тысячи часов в крещендо набирают мощь до громкого БРРРЫННННЬ, БРРРЫННННЬ, БРРРЫННННЬ!

Включаю черный свет. ТА-ДАМ! Люминесцентная раскраска на Уэбе оживает. Два неоново-красных штриха тянутся вниз от его глаз, точно потоки слез. На его груди: флуоресцентная голубая Земля пульсирует вместе с его дыханием.

Коллективное «ах» зрителей.

НАМНОГО лучше, чем я представлял.

Кл-клок, кл-клок, кл-клок, кл-клок – барабан сердцебиения пульсирует сквозь обороты пластинки.

СТРРРРРААММММММ бас-гитары.

– Я – ВРЕМЯ! – кричит он, чуть перебрав с силой голоса. Поднимает руку и смещает ее вниз, дюйм за дюймом, точно секундную стрелку часов. – Я – Человек! Единственный, у кого есть здесь власть. Я создаю твои мысли. Я даю тебе силу. – Он хлопает в ладоши над головой и замирает.

Кл-клок, кл-клок, кл-клок, кл-клок, еще одно СТРРРРРААММММММ.

Я медленно встаю, вырастая позади него.

– Я – пространство, – говорю я. Слова вылетают из моего рта писком, как у жалкой песчанки. Закрываю глаза, вспоминаю, кем я стал, начинаю снова: – Я – ПРОСТРАНСТВО! – ору во весь голос. Да, да, о да, я такой. Залезаю на стол и поднимаю руки. – Я – хаос! Я – твой истинный голос. Я иной. Я здесь, чтобы заставить тебя чувствовать…

– …себя гомиком, – договаривает Скотти. Обезьяны одобрительно ворчат.

СТРРРРРААММММММ. Та-да-ДААММММММ!

Уэб вздрагивает, и примерно секунду я уверен, что он вот-вот сорвется с места и начнет лупить их в живот. Вместо этого он поворачивается лицом ко мне.

– Пространство, – говорит Уэб, подрагивая. – Ты не можешь быть со мной. Ты не можешь быть здесь. Выжить может только один из нас. И этим кем-то буду только я. Ты должен уйти – сейчас же!

– Время, – говорю я, глядя на него сверху вниз. – Я не уйду. Мне некуда идти. Без меня ты даже не будешь существовать.

Уэб запрыгивает на стол.

– Нет! – вопит он. Пара девчонок вскакивает с мест. – Тебе не дозволено быть здесь!

Та-да-ДАМММММММ.

– У меня нет выбора! – ору я в ответ.

ШМЯК: он притворно бьет меня по лицу, и я сваливаюсь со стола, приземляясь на пол на все четыре конечности в позе, достойной Человека-Паука. Слышу, как стулья скрипят по линолеуму, зрители вскакивают, чтобы лучше видеть происходящее.

Да-да-ДАМММММММ кл-клок, кл-клок, кл-клок, набирает мощь музыка.

Он поднимает руки.

– Уходи! Сейчас же! Тебе не пережить это время!

Вскакиваю на ноги.

– Я не уйду! Если ты не примешь меня, то однажды умрешь ты! – Двумя взмахами рук размазываю изображение голубой Земли на его груди так, что оно становится похожим на разбрызганное стертое сердце…

Меня пронзает разряд. На миг вываливаюсь из своей придуманной шкуры в настоящую. НЕТ! Не сейчас, не сейчас, не сейчас. Закрываю глаза и делаю вдох, прежде чем снова открыть их, глядя в его глаза. Фазеры, включенные в режим «оглушить»[45].

– Я НЕ УЙДУ! – кричу, опять влезая в шкуру Зигги. – Ты должен принять меня, чтобы мы оба выжили! Принять меня таким, КАКОВ Я ЕСТЬ!

Снова запрыгиваю на стол и распахиваю кимоно одним стремительным движением, взметнув его над нашими головами, после чего оно изящно планирует на пол. Моя грудь покрыта той же золотой сверкающей звездной пылью, что и лоб.

Аудитория снова ахает.

– Я не знаю, как это сделать, – говорит он.

Я хватаю его за сжатые кулаки.

– Мы должны увидеть друг в друге тех, кто мы есть на самом деле! Вне рамок этой формы! Это единственный способ.

Кл-клок, кл-клок, кл-клок постепенно стихает.

Класс заполняет тишина.

Потом:

– Ты прав, – говорит он, голос его чуть громче шепота. – Преодолеем пространство, и все, что у нас останется, – это Здесь.

– Преодолеем время, и все, что у нас останется, – это Сейчас, – вторю ему я.

– А Здесь и Сейчас – это место, где живет Любовь, – говорим мы хором.

Мы смотрим друг другу в глаза, словно остались единственными людьми в классе, единственными людьми во вселенной.

Потом он произносит, тихо-тихо:

– Я тебя вижу.

– Я тебя вижу…

И пару секунд стоим неподвижно. Я ничего не слышу, не вижу никого другого.

Только Уэб и я, дышим…

Наши руки переплетаются. Мы медленно втягиваемся в этакое инь-янское объятие, стоя на столе в классе мистера Дулика, полном сломанных людей, в сломанном маленьком Крев-Кёр, который находится посреди сломанной страны, дрейфующей на сломанной планете, которая вращается посреди Солнечной системы, существующей в Галактике посреди базиллиона[46] других систем вне пространства и времени…

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Выдох.

Его грудь скользит по моей, его пот растапливает нескончаемые иголочки, последствия моих процедур, точно так же, как тем вечером их растворяли дождевые капли. Его сердце тоже бьется так сильно и быстро, что я не могу понять, какое из них на самом деле мое.