Зигги Стардаст и я - Джеймс Брендон

Ничего. Он просто смотрит в ответ.

– Почему? – наконец спрашивает.

– Потому что… не знаю…

Снова улыбка с ямочками.

– Кому какое дело, что они там думают?

Закрываю глаза. Дасти Спрингфилд мурлычет звуковым фоном, и я только сейчас замечаю, как горят мои запястья и бедра. Аж вопят. О боже!

– У меня… ощущение, будто я лечу на космическом корабле к Луне… – шепчу, вытаскивая из головы первую попавшуюся мысленить. Потому что так и есть.

– У меня тоже. «There’s a starman waiting in the…»

– Срань господня, ДА-А! – подскакиваю я.

– Что такое? Что стряслось?

– Конечно же! Вот оно!

– Что? Что оно?

– Идем. Я хочу кое-что тебе показать, – лезу под стойку, хватаю два черных фонаря и веду его за собой вверх по лестнице. – Нет, стоп! Возьми их, – указываю на кресла-мешки.

Он слушается и водружает оба мешка на голову. Я хихикаю.

– Что? – спрашивает он.

– Ты похож на рожок с мороженым, – бормочу себе под нос.

– Что?

– Ничего. Пошли!

Рожок с мороженым идет вслед за мной в спальню.

16

– О черт, дождь! – подскакиваю к столу. Проклятье, оставил окно открытым. Подоконник весь мокрый. Занавески обвисли, точно домашняя лапша. Кассеты с записями на столе… сухие. Ффух!

Белый отсвет уличных фонарей дрожит и струится в комнату, точно импровизированный лунный свет. (Нарочно электрический не включаю.) Тянусь, чтобы закрыть окно, он останавливает меня.

– Погоди!

– Что?

– Зачем ты его закрываешь?

– Затем что дождь идет!

– И что? Неужели ты никогда не выбегаешь на улицу в грозу?

– Э-э, нет.

– Ну, чувак, ничего ты не понимаешь! А я всегда так делаю. Помогает вычистить весь мусор из головы. Тебе надо прочувствовать дождь, чува-ак, – говорит он, точно обдолбанный хиппи, посмеиваясь.

– Просто не хочу, чтобы мои записи намокли.

– Так убери их.

Убираю.

– Иди сюда. – Он запрыгивает на стол, хлопает по местечку рядом. – А теперь отклонись и высунись наружу – не бойся, я держу. – И он держит, его руки обвиваются вокруг моей талии. Я игнорирую электрический ток, пронзающий меня, потому что…

Ого!

Ветер вихрем кружит тополь, вибрирующую массу листьев, точно это тамбурин Земли. Мы так близко к дереву, что мое тело дрожит вместе с ним. Боже-боже-боже, это И ВПРАВДУ здорово. Холодный дождь полосатит небо, скачет по крыше, поливает, как из лейки, мои руки, лоб и мысли. Закрываю глаза.

– Трахбахтибидох ТАДАХ! – само вырывается из моего рта. Неудержимо. Да и плевать.

– Ага. Приятель, именно так. Понял? Ты это чувствуешь, да?

– О-о-боже-боже-боже-боже-боже-боже-боже.

– Да-да-да!

Он смеется. Я оргазмирую. Стоп, на самом деле? Распахиваю глаза и бросаю взгляд вниз. Никакой палатки над пахом. Ффух.

– Жаль, луны нет, – говорит он.

– Луна. Точно! Потому-то я тебя сюда и привел, – соскакиваю со стола.

– Что ты делаешь?

– Стой. Жди здесь… А, нет, иди сюда, садись на пол вместе со мной.

– Э-э…

Я беру фонари черного света и начинаю нащупывать на стене розетку. Есть! Включаю.

– Ладно, ты готов? Тогда поехали!

Он по-лягушачьи спрыгивает на пол ко мне.

– На что смотрим, а?

– Хочешь отправиться на Луну вместе со мной?

– Ага.

Он снова улыбается. Ямочки. Я чувствую их даже в темноте.

– Смотри вперед. Готов?

– Угу.

Включаю фонари.

Вау!

Это намного лучше, чем мне представлялось.

Постер, висящий на стене, мигом оживает. И одним карлсагановским махом мы телепортируемся на поверхность лунного уранового стекла. Уэб смеется – кажется. Я его не слышу. Космос поглощает любые звуки. Мы поднимаем лунную бурю босыми ногами. Пыль нежная, щекочет пальцы и почему-то пахнет кокосовым лосьоном для загара. Мы останавливаемся у отпечатка подошвы Нила, идеального неоново-оранжевого овала с идеально пропечатанными бороздками.

Ни одной нарушенной.

– Да чтоб мне! – говорит он.

– Точно.

– «А.Л.», – читает он надпись в нижней части постера. – Кто это?

– Моя тетя Луна…

И так вот просто – просто произнеся ее имя – я переношусь назад в одно туманное утро в нашей гостиной… И звуки высадки на Луну начинают доноситься из телевизора.

Биип… биип… ву-ушшшшшш…

Биип… биип… ву-ушшшшшш…

В левой части экрана появляется лунный посадочный модуль. Мы вскрикиваем. По такому случаю я соорудил скафандр из двух черных мешков для мусора, гофрированных воздуховодов от сушилки – для рук и ног – и круглого аквариума, облепленного алюминиевой фольгой.

Тетя Луна нарядилась в любимое флуоресцентное зеленое платье в пол, покрыла лицо и руки светящимся зеленым гримом и соорудила головной убор из ершиков для курительной трубки и ватных шариков, которые раскрасила зеленым фломастером, и теперь они прыгали и качались у нее на голове во все стороны. Источник вдохновения – фильм «Мой любимый марсианин».

Отец слепил из пластилина заостренные ушки и нарядился Споком. Но стояла такая жара, что они все время таяли и оплывали, и в итоге папа стал похож на Дамбо.

Что вызывало у нас неудержимый хохот.

Мы поглощаем бисквитные печеньки «Мунпайз», лунную пиццу, лунные молочные коктейли с «Орео», прилипнув к экрану, как и весь остальной мир.

Биип… биип… ву-ушшшшшш…

Лунный модуль спускается… ниже… ниже… облачко лунной пыли… Тетя Луна-Марсианка оплетает нас с папой своими щупальцами-руками, смяв мой скафандр о свой. Папа Спок сияет улыбкой с другой стороны. Мы – один большой сгусток инопланетной любви.

Потом «Игл» совершает посадку.

Наши вопли взмывают к небесам, и я уверен, что вижу, как Нил Армстронг оглядывается, не понимая, откуда они доносятся. Потом подпрыгивает, подлетает, шаг за шагом, парящий, безвоздушный, СВОБОДНЫЙ.

Биип… биип… ву-ушшшшшш…

Биип…биип… Он на Луне!

Мы снова вопим. Силюсь разглядеть хоть что-то. Мое дыхание туманит стекло. Тетя Луна – сияющий вихрь зелени, ее лицо в белых полосках от слез, смывающих краску. Папа Спок улыбается так широко, что улыбка заполняет комнату.