Непримиримые разногласия - Сандра Браун

— Ты был с ней, когда родилась Джорджия?

Опустив голову, он уставился на носки своих ботинок и на несколько мгновений, казалось, погрузился в воспоминания.

— Я был прямо там. Как только пуповина была перерезана, доктор передал Джорджию мне, — он тихо засмеялся. — Я не знал, что такая мелочь может наделать столько шума.

Он поднял голову как раз вовремя, чтобы поймать улыбку Холли, и улыбнулся в ответ. Но тут же снова стал серьезным.

— Было трудно оставить их, вернуться в Халкон. Бет умоляла меня остаться. Мы даже поссорились. Но Фуэнтес все еще сеял хаос. Мне нужно было закончить работу.

— Бет когда-нибудь смирилась бы с этим?

— Нет, — ответил он хрипло. — Не думаю, что она могла бы смириться.

Затем, внезапно сменив настроение и тему разговора, он спросил, выходила ли ее мать снова замуж.

— Она даже ни разу не ходила на свидание. Уход отца подорвал ее уверенность в себе. До самой своей смерти она была очень несчастной женщиной, и ее несчастье было вызвано не только разбитым сердцем.

— Чем еще?

— Папа знал все лазейки и бессовестно использовал их при разводе. У мамы не было средств, чтобы бороться с ним. Я была слишком молода. Он ушел, не заботясь ни о чем. Для нас с мамой это было непростое время. Когда папа отказался финансировать мою учебу, судья Уотерс разорвал с ним все контакты.

— И пришел тебе на помощь.

— Он помог мне получить стипендию. Остальное ты более или менее знаешь.

Он задумчиво посмотрел на нее.

— Я тоже из неполной семьи. Моя мама живет в Калифорнии с мужем номер два.

— Ты видишься с ней? Джорджия ее знает?

— Примерно раз в два года. Маму нельзя назвать хорошим примером, и Джорджия видит ее недостаточно, чтобы узнать.Что меня вполне устраивает.

— А твой отец?

— Тот еще сукин сын.

— Как и мой.

— Хуже.

Она легко рассмеялась.

— Я называла своего и похуже, поверь мне. Но, — сказала она, подчеркивая уточнение, — он оказал мне услугу. Из-за него я выбрала именно такую карьеру.

— Семейное право. Твоя специализация, — он прищурился. — Теперь я понимаю. Ты ведешь личный крестовый поход. Хочешь, чтобы лживые, изменяющие, бросающие и ворующие мужья поплатились за свои преступления.

— Я веду личный крестовый поход за справедливость. Ни одна из сторон не должна быть лишена права на справедливость, особенно из-за уловок адвокатов.

— Когда председательствуешь на слушаниях по разводу или опеке, твой опыт не влияет на вердикт?

— Нет.

— Правда? Даже чуть-чуть? Тебе не нравится набирать очки против дорогого старого папы?

— Не поэтому я добивалась назначения, и не поэтому хочу быть судьей.

Он наклонил голову, как будто сомневался.

— Что случилось в тот день в Халконе?

Его подстрекательская улыбка исчезла.

— Я лично отобрал шесть человек из трех разных агентств. Эти шестеро были опытными офицерами. Задиры. По-своему, такие же безжалостные, как Фуэнтес. Они так же, как я, хотели раз и навсегда его закрыть.

— Тебе он был нужен живым или мертвым.

— Это было согласовано. Фуэнтес был большой рыбой, — он погрузился в раздумья, и прошло несколько мгновений, прежде чем продолжил: — Одного агента внедрили в компанию поставщика провизии для вечеринок. Остальные из нас расставили сеть вокруг города. Мы ждали весь чертов день на этой адской жаре. Я уже начал думать, что вернемся домой с пустыми руками. Но ближе к вечеру к задней двери зала для вечеринок подъехал грузовик с дребезжащими панелями. Он выглядел как рухлядь, но под капотом был форсированный движок гоночного автомобиля. Фуэнтес выбрался оттуда в костюме стоимостью пять тысяч долларов, весь увешанный золотом с бриллиантами, и в сапогах из страусиной кожи с серебряными носками.

— Павлин.

Он кивнул.

— Четверо телохранителей сопровождали его внутрь. Двое остались в машине. Мы выдвинулись на позицию, планируя убрать Фуэнтеса, когда он вернется к грузовику. Конечно, мы не ожидали, что он или его люди сложат оружие и сдадутся. Знали, что будет перестрелка. Мы просто надеялись нейтрализовать их, прежде чем они причинят ущерб.

— Но все пошло не по плану.

— Сукин сын, должно быть, сообразил, что если ему устроят засаду, то будут ждать, когда он уйдет. Так что он вышел через главные двери, и застал нас врасплох.

— Почему?

— Здание находилось в конце тупика. Я не думал, что он позволит загнать себя в угол.

— Логично.

Он издал резкий смешок.

— Фуэнтес бросил вызов логике. Мы были позади зала, возбужденные, заряженные, когда наш агент, тот, что был внутри, начал отчаянно шептать мне в наушник, что Фуэнтес направляется к главной двери.

— У меня была миллисекунда, чтобы принять решение: продолжать или отступить. Но если мы его упустим, то... — он встретился с ней взглядом. — Это все, что я обдумал, прежде чем вступил в бой.

Он отреагировал так же спонтанно в зале суда, но Холли оставила это наблюдение при себе.

— Я покинул свое укрытие и со всех ног побежал к передней части здания, — сказал он. — Когда завернул за угол, увидел Фуэнтеса и его четырех охранников, быстро идущих к лимузину из кортежа, который привез сюда почетных гостей с церковной службы.

— Я окликнул Фуэнтеса по имени и представился. Он отвернулся, как будто хотел нырнуть обратно в здание. Я выстрелил ему в голову. И тут весь ад вырвался на свободу. Агент выскочил из зала, и один из телохранителей Фуэнтеса убил его на месте.

— В скором времени мы все вступили в перестрелку. Люди Фуэнтеса, находившиеся в машине, были убиты, но до этого они успели ранить агента из наркоконтроля. Он умер во время операции, — он потер глаза. — Жесткий, как кожа для ботинок, но очень приятный парень. У него каждый день был новый анекдот, хотя он не умел их рассказывать: всегда выдавал всю соль шутки.

Он убрал руку с глаз, но голову не поднимал, уставившись в пол.

— Окончательный подсчет тел: их шестеро, нас двое. Это, не считая трех гостей вечеринки, которые были убиты в перестрелке.

— Их убили люди Фуэнтеса, а не твои, — тихо сказала Холли.

— Верно. Баллистическая экспертиза это доказала. Но мои критики отвергли это как незначительную деталь. Дело в том, что если бы я