Краденый город - Юлия Яковлева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ага, – упорствовала Таня. На Шурку даже не глядела.
Бобка догадался, что надо говорить как сестра, и повторил:
– Совсем чужой мальчик. Большой.
Глаза у тети Веры были огромные, в темных ободках.
– Прямо вот так ниоткуда подбежал? – опять спросила тетя Вера.
Очевидно, ей требовалось время, чтобы понять: следующие две недели хлеба у них не будет. Точнее, пятнадцать дней.
Таня пожала плечами:
– Совершенно незнакомый. Подбежал и вырвал. И хлеб, и кошелек.
Шурка напрасно пытался поймать ее взгляд. Таня его не выдала. Но и мириться раздумала.
– Ну вы ротозеи, – выдохнула тетя Вера и уставилась на собственные руки.
Яркие шелковые цветы глядели на нее со скатерти во все глаза.
Шурка и Таня видели, что она расстроена.
Но тетя Вера думала вовсе не о хлебе и карточках. Она думала о том, что учила детей быть вежливыми, не драться, а договариваться, не нападать первыми, не брать чужое, делиться. Но вся ее наука, оказывается, теперь им мешала. Она годилась для мирных времен. А времена, которые наползали на город, были похожи на черный ледник. И как с этим быть – непонятно. Вернее, понятно. И это было хуже всего.
– Ладно, – сказала тетя Вера. – Что-нибудь придумаем.
Она встала. И вдруг стала снимать со стола скатерть – уголок к уголку. Хлестнули шелковые кисти. Тетя Вера убрала свернутую скатерть за пазуху, молча надела пальто, сапожки. Бублик вяло помахал хвостом: гулять? Но не удостоился и взгляда. Тетя Вера вышла.
Просто ушла.
– Нельзя же ничего здесь брать, – недоуменно заметил Бобка.
Таня хмыкнула.
– Взрослые, Бобка, устанавливают правила только для детей. Сами они их отличненько нарушают.
Мишка таращился своими разными глазами.
Шурка сел на тети-Верин стул. И даже сгорбился точно так же, как она. Он очень устал. И он кругом был виноват. Из-за хлеба и Витьки прежде всего.
– Вот бы сейчас эти груши, – сказал Бобка. Он смотрел на картину, что висела над кроватью. – Или булку.
Шурка тоже посмотрел.
– Бобка, – вдруг сказала Таня, – хочешь в прятки поиграть?
Бобка тотчас взял мишку, сжал покрепче.
– Нет.
– Шурка, а тебе? Не скучно?
– Нет, – с подозрением посмотрел на нее Шурка.
– Ты поиграть не хочешь?
– Тебе чего надо?
– Хочешь или нет?
– Во что?
Таня уставилась на Шурку своими глазищами.
– В прятки.
Тут явно был какой-то подвох. Но только что Таня вела себя как герой, ни слова не сказала про Витьку…
– Ну? – нетерпеливо дернулась она.
– Допустим, – осторожно ответил Шурка.
Таня обернулась к Бобке.
– А ты, Бобка, будешь водить.
– Я мишку не дам!
– Води вместе с мишкой, – неожиданно кротко согласилась она.
Точно подвох, понял Шурка.
– Бобка только до десяти считать умеет, – напомнил Шурка. – Лучше я буду водить.
Но Таня словно не слышала. Она присела перед Бобкой на корточки.
– Сейчас, Бобка, я тебя научу считать до пятидесяти. Или даже до ста.
Бобка смотрел на нее во все глаза: верить или нет?
Таня взяла его руку в свою.
– Считаем: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять. – И загнула пальчик. – Теперь опять считай.
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, – быстро справился Бобка.
Таня загнула на Бобкиной руке еще один палец.
– Вот видишь, у тебя уже двадцать.
Бобка изумленно смотрел на два загнутых пальца: двадцать! И он только что посчитал это сам! Показал мишке. Мишка оценил.
– Теперь опять считай, – сказала Таня.
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.
Третий палец Бобка загнул уже сам.
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять! – радостно выкрикивал он.
Вскоре на руке не осталось пальцев – все были сжаты в кулак.
– Вот так! Ты только что сам сосчитал до пятидесяти.
Бобка посмотрел на свой кулак. Потом на Таню. Вот это да!
– Это называется умножение, – объяснила сестра. – Ты очень умный, Бобка.
Шурка закатил глаза. Но Бобку лесть покорила окончательно. Он засмеялся, затряс кулаком. Он понял! В одном пальце был десяток! Бобка смотрел на Таню как на бога математики – с обожанием, страхом и восторгом.
– Теперь считай до ста, – велела Таня.
– Как?
Таня присела на колени, легко забрала у Бобки мишку, положила на пол, вытянула обе его ручки:
– Когда загнешь пальцы на обеих, это и будет сто. Тогда иди нас искать. Понял?
Бобка растопырил все пальцы и радостно кивнул.
– Понял. Понял! – И начал считать: – Раз! Два! Три!..
Сейчас она утащит мишку, понял Шурка.
Но Таня просто встала с колен:
– Сперва отвернись. Нельзя смотреть, куда мы прячемся.
Бобка отвернулся к окну. Он уже не боялся за мишку – Таня его будто не замечала.
– Бублик, место! – крикнула она рванувшемуся следом псу. И тихо и быстро пошла к двери.
– Теперь можно? – спросил, не оборачиваясь, Бобка.
– Да, – отозвалась Таня. – И помедленнее.
Бобка начал:
– Ра-аз… Два-а-а… Три-и-и…
– Таня, погоди, – начал Шурка.
Но сестра приложила палец к губам: тсс! А затем поманила Шурку, показала глазами: иди за мной.
Тетя Вера вынула из-за пазухи скатерть. Встряхнула ее, расправила шелковые цветы. В сыром сером воздухе они казались особенно яркими. Летом ими можно было бы обмануть шмелей и пчел. Но сейчас никто к этим цветам что-то не летел. Люди с авоськами озабоченно толклись по мокрому снегу, обходя тех, кто стоял с протянутыми руками и держал в руках вещи. На тетю Веру и ее скатерть никто не смотрел.
Впрочем, здесь ни на кого особо не смотрели. Вещи предлагались все какие-то домашние, неосновательные, бестолковые. Их нельзя было съесть. Ими нельзя было согреться. Напрасно их протягивали руки.
Тетя Вера медленно коченела, постукивая ногами в сапожках. Она устала. Сложила скатерть треугольником, набросила себе на плечи. И тут же услышала: