Битов, или Новые сведения о человеке - Анна Бердичевская

На острове полмесяца напролет шли проливные дожди, а в день нашего прилета в Южно-Сахалинск они вдруг резко прекратились. Когда на пресс-конференции островные журналисты спросили меня, как «начальника экспедиции», зачем мы пожаловали на Сахалин таким солидным составом, я, не раздумывая, выпалил:

– Мы хотим заглянуть в душу острова.

Наша группа на машинах и вертолете намотала на родном для меня северном Сахалине (я там вырос, там окончил школу) многие сотни километров. Мы увидели своими глазами, как трудно живется сахалинским нивхам (о чем Битов не преминул сказать при встрече губернатору Игорю Фархутдинову), изрядно всполошили своим визитом тамошнее руководство «Роснефти», сняли фильм о своем путешествии и собрали материал для книги о Сахалине. И вот Андрей Битов и все мы наконец-то увидели заброшенный поселок Дуэ, где Антон Павлович Чехов 11 июля 1890 года с борта парохода «Байкал» высадился на сахалинский берег.

Миша Прокофьев нашел в экспедиции подтверждение некоторым своим историческим гипотезам… А Лева Рухин на одном дыхании расстрелял все сто слайдовых пленок, что были в его распоряжении… И Глеб Телешов, кажется, ни на минуту не выпускал из рук свою видеокамеру… Толя Кобенков позже напишет несколько замечательных стихотворений… А Томмазо Моттола безоглядно и навсегда влюбился в Сахалин и задумал снять фильм о пребывании на острове Антона Павловича Чехова…

Помню последний день экспедиции. Мы провели его на северной оконечности острова – в устье реки Пильво, на полуострове Шмидта. Томмазо, как завороженный, весь день просидел на галечном пляже, облокотившись на огромное бревно, выброшенное штормом, и вперившись взглядом в безбрежное Охотское море. А Андрей моим острым швейцарским ножом «первый раз в жизни», по-мальчишески решительно вырезал на серой, продубленной ветрами поверхности стола рыбацкого стана: «А. Битов».

«В 2002 году мне выпал шанс повторить чеховский маршрут, с одной принципиальной разницей: я не доехал до Сахалина, а долетел, – не месяц в пути, а несколько часов. И проехал я Сахалин навстречу Чехову – не с севера на юг, а с юга на север, и не на лошадях, а на вездеходе. Дорог не было, как и при Чехове… Я сидел в кабине с водителем, меня везли бережно, как яичко, и однако путешествие считалось экстремальным… Нивхи понравились мне больше всего: они были по-чеховски интеллигентны, эти язычники и охотники…» (Эссе «Мой дедушка Чехов и прадедушка Пушкин: Автобиография» Битов начал писать еще в привокзальной гостинице Южно-Сахалинска, в первую же ночь после нашего возвращения из экспедиции.)

Это было незабываемое путешествие для каждого из нас. Битов терпеливо сносил все невзгоды, шутил даже тогда, когда 200 километров мы «плыли» девять часов на вахтовом «Урале» из Ноглик в Оху по абсолютно расквашенной после дождей дороге. Этот питерско-московский человек не только справлялся с обстоятельствами, но и подзаряжал всех нас странной веселой энергией. А ведь Андрей в экспедиции постоянно подкашливал, хотя я его достаточно хорошо экипировал. Потом оказалось, что уже тогда он начинал бороться со страшной болезнью, раком гортани. Но – справился, за два года победил ее! Он был настоящий боец.

Андрей Георгиевич Битов… Оригинальнейший, глубокий и свободный мыслитель. Тончайший русский писатель. Сколько-нибудь похожего на Андрея собеседника у меня никогда не было и уже не будет. «Битов – умный. Мало писателей, о которых это скажешь, – напишет однажды Петр Вайль. – Одаренных – намного больше. А вот чтобы талант и ум вместе – редкость». И это правда. Битовская книга эссеистики «Пятое измерение: на границе времени и пространства» – одна из самых умных и талантливых книг о литературе за последние полвека как минимум…

* * *

Он умел дружить, умел работать, совершать неожиданные, яркие и смелые поступки. Ему было у нас ХОРОШО. Все по плечу. Он любил Дальний Восток и неоднократно признавался в этом. В октябре 1998 года, сразу после установки во Владивостоке памятника Осипу Мандельштаму, он сказал в интервью «Литературной газете»: «В столицах человек как-то снивелирован, а ТАМ проявляется в чистом виде…»

У нас с Андреем Битовым, как всегда, были совместные планы. Им теперь уже, увы, не суждено будет сбыться. Но и то, что он у нас успел сделать, сказать, написать, прожить, оставило глубокий, отчетливый след. Главное теперь не забыть. И – передать… причем именно в открытое им Пятое измерение. В измерение внутреннего мира человека и памяти, которую он считал главным свойством всех живущих.

Отец не знал происхождения нашей фамилии… Я был в черкесском селе, где Битовых – пруд пруди. Я уродился не в мать, не в отца, во мне выскочило черкесское даже во внешности, хотя я черкес лишь в пятом поколении. У нас абсолютно русская семья, но с немецкой примесью, традиционная петербургская, в нескольких поколениях, где было много врачей. Русские Битовы тянутся с севера. Мой дед приехал в Питер из Череповца.

Мне понравилось то, что я ношу черкесскую фамилию.

Это многое объясняло в моей биографии. Когда я впервые увидел горы, это было… как первая любовь. Моя душа рвалась на Кавказ, все мне было там близко – и нравы, и еда, я много написал о Кавказе.

В 2003 году, вскоре после Нового года, мама, взволнованная, забежала ко мне и сказала по-адыгски: «Мо телевизорым кьигьэльагьуэр хэтыми дыдейщ, псынщ|эу накьуи епльыт!»[24]

Мы жили на разных этажах в одном доме, и я как-то не слишком поспешил бежать смотреть на «нашего» в телевизоре. А мама настаивала и начала, как часто случалось, думать вслух – о своем отце, нашем деде, пропавшем без вести на Отечественной войне. Ей всегда хотелось верить, что отец выжил, вернулся из плена. И даже, возможно, завел новую семью… А человек в телевизоре – он так похож на отца.

Анапа, фестиваль «Киношок», ночь перед отъездом в Адыгею

С мамой не поспоришь. Я пошел за ней, но передача кончилась, в телевизоре были уже другие кадры. Тогда мама решительно попросила, чтоб я нашел «нашего человека». Сверив по телевизионной программе канал и время, я увидел фамилию – Битов, что меня более чем удивило.