Экспертиза любви - Ирина Степановская

Что это со мной? Неужели это Светоний так меня пробрал? Лена снова достала книжку и положила на колени. Страницы сами немного отогнулись. Лена усмехнулась и снова посмотрела — в каком месте. И снова наткнулась на тот же отрывок: «…и так он был поражен двадцатью тремя ударами, только при первом испустив не крик даже, а стон…» Она пролистала назад несколько страниц. О ком это? Конечно, о Цезаре. О великом Цезаре, то бишь о Юлии. О Гае Юлии Цезаре. Все правильно, ведь отец наметил писать монографию именно о нем, поэтому и оказались замятыми эти страницы. Вот все и разъяснилось. А вообще-то дурацкая пришла ей в голову идея — гадать по книжке. Еще бы по ромашке стала гадать. Вовсе на нее это не похоже.

Троллейбус подъезжал к конечной остановке. Лена порылась в сумке — где же пудреница? Вот черт, забыла положить. У нее была хорошая пудреница, купленная еще в Москве самой себе на Восьмое марта. Два продетых друг в друга полукольца красиво выделялись на черной гладкой пластмассовой крышке. Лене нравилась Шанель. Не в смысле биографии, а по стилю. Стиль худых, негрудастых женщин. Да, не Памела Андерсен, но в этих худышках, к которым принадлежала она сама, что-то есть. И главное — чтобы костюмчик сидел. Жаль, что нет с собой пудреницы, не во что посмотреться. Но… уж какая есть. Лена никогда не принадлежала к тем девушкам, которые поминутно определяют, хорошо ли они выглядят. Хотя и к другой части девушек — тем, кто считает себя неисправимыми дурнушками, Лена тоже отнюдь не принадлежала.

Но вот и площадь. Конечная остановка. Она встала со своего удобного сиденья, подошла к двери выхода. Сегодня она ехала не одна — та самая куча теток, которых она видела вчера, сгрудилась у передней двери. Лена всмотрелась — Людмилы Васильевны нет. Троллейбус остановился, тетки высыпали наружу, пошли по дорожке к Бюро. Лена не захотела идти позади всех, а обгонять женщин ей показалось неудобным. Поэтому она просто перешла площадь и подошла к зданию Бюро с другой стороны. И еще, хотя ей было неудобно признаваться в этом самой себе, — ей очень хотелось посмотреть, стоит ли на парковке у здания Бюро белый «Пежо».

* * *

Владимир Александрович Хачмамедов, уже с утра красный лицом, сидел в комнате экспертов на выставленном вперед стуле возле так пока и не занятого хозяином стола с чугунными часами. Весь коллектив сотрудников танатологического отделения был уже в сборе. Витя Извеков что-то допечатывал за своим компьютером, Игорь Владимирович в безупречно отглаженном халате ровненько складка в складку упаковывал утреннюю газету. Он ее читал перед приходом начальника и сейчас больше интересовался не Хачмамедовым, а недочитанной статьей. Саша Попов с красными от бессонной ночи глазами давился уже четвертой по счету кружкой кофе.

— Какого хрена, — как всегда, начал без обиняков Хачек, — эти полицейские так возят трупы, что любой м…к, погрозив детским пистолетиком, может украсть все, что хочет и когда захочет?

— А что им, из-за какого-то гнилья себя под пули, что ли, охота подставлять? — Витя Извеков с размаха поставил в конце предложения точку. — Это ж был даже не живой человек, а всего лишь эксгумированный труп. Да если б я был полицейским, я бы тоже не стал препятствовать. Вези этот труп куда хочешь! Хоть спать с ним ложись.

— Ничего святого, — осторожно, чтобы его не заподозрили в излишнем остроумии, проронил Соболевский, краем глаза все-таки дочитывая интересующую его статью.

— Нет, раньше такого не было! У меня за тридцать лет работы никто даже не покушался что-нибудь украсть! — кипятился Хачек.

— Ну да, — Витя Извеков внимательно проверял, что он написал. — «Свидетельствует о том…» О чем свидетельствует? У вас в прошлом году шапку прямо из кабинета украли.

— А еще раньше, если я не ошибаюсь, кошелек. Вместе с деньгами, — Соболевский теперь уже окончательно свернул газету. — Это вы сами рассказывали. Вы тогда по молодости еще на происшествия ездили. Вот на одном из происшествий у вас кошелек-то и тяпнули. Прямо во время осмотра трупа на месте его обнаружения. После вашего рассказа я на происшествиях деньги в задний карман никогда не кладу. Кстати, — он заглянул под свой стол, чтобы бросить туда газету, — макулатуру никто не собирает? Стены во время ремонта оклеивать? Еще куда-нибудь на хозяйственные нужды? А то у меня этих газет скопилось — некуда уже класть.

Саша при этих словах вспомнил о даче и о том, что со вчерашнего вечера он так и не позвонил отцу.

— Если вы не возражаете, я заберу газеты, — сказал он Соболевскому. — На дачу увезу, на растопку.

— Нисколько не возражаю.

— А вам самому на дачу не нужно, что ли? — посмотрел на него Хачмамедов.

— Я не дачный человек. — Из-под стола голос Соболевского звучал приглушенно и хрипловато. — Я люблю город. Асфальт, большие дома, машины с низкой посадкой. В крайнем случае — пляжи и набережные. С большим количеством кафе и хорошего вина.

— И красивых женщин, — добавил Хачек и почему-то взглянул на Сашу.

— И это тоже. — Соболевский спокойно вылез из-под стола с действительно внушительной пачкой газет. — Есть у кого-нибудь веревочка?

— Сколько веревочке ни виться, а конец всегда один, — глубокомысленно заявил Хачек.

— Вы что-то конкретное имеете в виду? — спросил вдруг его чуть побледневший Соболевский.

— Да нет… — Хачек закурил и, отогнав дым от рта, перевел разговор. — Ну так как все-таки этот украденный труп вернули?

— А расскажите, как его вообще украли? — попросил Саша. — А то я выходил, видимо, что-то прослушал?

Соболевский вытащил из ящика своего стола красивую металлическую коробку, а из нее пачку тонких ароматных сигарет. Он вообще-то мало курил, только когда завязывалась интересная беседа или вот как сейчас, когда на него было обращено внимание слушателей. Интересно, что Витька Извеков, который постоянно стрелял у всех сигареты, никогда не обращался с этой просьбой к Соболевскому. А Саша вообще не любил ни у кого ничего стрелять.

— Дай сигаретку-то, — сказал Хачмамедов, поворачивая к Соболевскому свою красную голову.

— Пожалуйста, — тот протянул ему пачку и подо-ждал, пока Хачек загасит свою и закурит новую.

— Хороший табак. — Хачек затянулся, вынул сигарету изо рта и осмотрел ее критически. — Дорогие небось?

— Я беру качественные, — пожал плечами Игорь Владимирович.

— Кстати, ты сегодня дежуришь, не забыл? — напомнил ему Хачек.

— Не забыл, у меня склероза нет.

— А расписание дежурств на сентябрь вывесили уже? — спросил Витька.

— Глаза-то разуй, твою мать. Вон, на доске второй день висит. — Витька поставил подпись в конце листа и встал. — Надо посмотреть. — Он подошел к специальному стенду, на который кнопками Хачек прикреплял листки с информацией о текущих делах. На одном из листков одна из кнопок отвалилась. Витька подобрал ее с пола, снова вогнал в угол листка и стал считать свои дежурства в сентябре.

Вот он сначала надавил — машинально следил за его пальцами Саша, — потом остановился, дал передохнуть пальцу, потом еще додавил, как бы вкручивая кнопку в доску. Вот и в колотых ранах этого псевдо-Сергеева такой же механизм. Вначале раневой канал идет прямо, а потом как бы раскручивается. И ткани в конце будто размозжены. И кровоизлияния в тканях выражены именно на дне ран. А когда я сводил края ран, в центре наблюдался небольшой дефект ткани. Кнопка-то была плохо заточена. Она ткани не прокалывала, а прорывала. Так что надо еще хорошо подумать, прежде чем делать вывод, каким — тупым или острым — предметом были нанесены эти раны. Мураш, конечно, скажет, какая разница? Тем более что металл, из которого сделана кнопка, идентичен тому, что определяется в ранах. Но что из того? Ясно, ему-то лишь бы поскорее. А того Мураш не понимает, что Саше надо грамотно выставить причину смерти. Саша вспомнил, как где-то он читал, что какая-то известная персона издевалась над прочитанным заключением судебно-медицинского эксперта. «Повреждение вызвано тупым плоским предметом, предположительно сковородкой». Только идиот, ничего не смыслящий в судебной медицине, может смеяться над такой формулировкой. По всей вероятности, именно сковородка и была обнаружена на месте происшествия. Да еще, может, со следами крови. Вот эксперт и сличал соответствие повреждения с этой обнаруженной сковородкой. Следователь ему небось еще большое спасибо за такой вывод сказал. Кстати, от сковородки повреждение будет вовсе не такое, как, скажем, от кирпича. Хотя и тот и другой предмет — тупой. Незнающих людей вообще смешит это слово «тупой» в судебно-медицинских выводах. Ну что поделаешь, если тупизна у нас проявляется не только в специальных терминах, но и в умственных способностях достаточно большой части населения. Вот и в этом случае с кнопками — на дне каждой раны размозженные ткани, пропитанные кровью. А ран тринадцать. Да еще десять — колото-резаных. Значит, как минимум два человека наносили эти разные повреждения? А кто из них виноват больше? От каких повреждений наступила смерть? От кнопочных или кинжальных? Или от сочетания тех и других? И, наконец, от какой конкретно причины она наступила. Ведь адвокат спросит, может ли вызвать наступление смерти повреждение, причиненное колющим или тупым предметом, не повреждающим никаких жизненно важных органов и не вызывающим сильного кровотечения? И я буду должен ответить — нет. А что значит — сильное кровотечение? Это когда я вижу в ране и полости кровь в значительном количестве. А как узнать, сколько вылилось крови из мелких сосудов размозженных тканей, если кровь не лежит на дне раны, как в луже, а пропитывает ткани, как пропитывается жидкостью обычная вата. Но вату можно отжать, а ткани не отожмешь. И если этих ран тринадцать — как узнать, сколько же крови скопилось в тканях всех ран? А ведь были раны еще и колото-резаные. В них ткани не размозжены. И крови в них меньше. Хотя раневой канал длиннее. Вот и докажи, какие из этих ран тяжелее. И все-таки смерть необязательно могла наступить от кровопотери. Она могла наступить и от шока.