От матроса до капитана. книга 2 - Лев Михайлович Веселов

все больше наших старушек поили. Через две недели наши песни петь стали, а девчата их танец этот — "чертяки", лихо отплясывали.

— Какой, какой танец? — спрашивает подошедший старпом.

Пограничник смущается, снимает фуражку и вытирает рукой пот со лба. — Ну, этот — "чертяки", у нас его так назвали из-за срамного имени.

Старпом весело смеётся и спрашивает: — Родом-то откуда ефрейтор?

— Мы тутошние. Из Кандалакши я. Батя у меня военный, мурманский, — с солидностью отвечает парень, делая, как принято на Севере, в слове Мурманск ударение на "а".

— То-то говор у тебя не архангельский, хотя что-то местное и есть. Запомни, название танца "Сиртаки" и вовсе оно не срамное, а красивое и гордое. Это танец настоящих мужчин.

Мы, конечно, к тому времени были о сиртаки наслышаны, но сам факт, что этот танец знают местные девчата, заставил засомневаться в категорическом заключении наших разведчиков.

— А кстати, девчата-то у вас есть? — задаем мы вопрос парню.

— А как же без них. Зимние вечера здесь длинные и света часто не бывает, — с юмором отвечает служивый. — Вот беда только, что мужиков мало, больше все пришлые, так что женщины в основном незамужние.

Моторист Найденов, большой любитель незамужних женщин, радостно хлопает ефрейтора по плечу: — Вот за это спасибо, а то мы уж думали, что у вас с этим туго.

Ефрейтор оглядывает моториста с ног до головы. — Такого, как вы, долго выбирать не будут. Но не балуйте, а то и под топор пойдете.

У Найденова вытягивается лицо. — Как это под топор? Ты же сам сказал, что мужиков у вас мало, да и я вроде не хилый.

Пограничник, теряя интерес к разговору, одергивает гимнастерку и говорит уже без улыбки: — Бабы здесь народ серьезный, измены не прощают. За свое, даже мимолетное счастье, зубами держатся. Если что, и отрубить могут мужское достоинство. Бывало уже такое.

Ребята озадачены. — Вот тебе и любовь, — произносит Иван Буренин, который предостережение принял всерьез. — Лучше я на вахте постою, да и что в этой тундре делать. Вон вода в речке, какая чистая, ох и накупаюсь я после вонючей Темзы.

— Купайтесь, Иван, купайтесь, да только сначала температурой ее поинтересуйтесь — смеется старпом. — А мы за дружеские контакты с местным населением. Ефрейтор шутник, а я знаю, что местный народ добрый и гостеприимный. Так что готовьтесь отведать настоящей ухи и кулебяки. Не посрамим славы эстонского флота в краю поморов, где к морякам всегда отношение было уважительное.

Могу заверить, что завет мы выполнили с честью, славы не посрамили и память о себе оставили хорошую. Следует отметить, что в портах Белого моря эстонских моряков весьма уважали, и многие матери были рады отдать за них своих дочерей. Так уж повелось в здешних местах. Испытавшие все тяготы поселения родители были счастливы, когда их дети уезжали на учебу в большие города, и молили бога, чтобы остались там, где есть институты, театры, дороги, дома с центральным отоплением.

Особый вклад в установление хороших отношений с местным населением внес наш старпом, который к вечеру вышел на берег с баяном в руках. От вальсов Штрауса и венгерского чардаша разомлели не только старушки на лавочках, а вышли на свет все красавицы поселка. Раньше времени открыла свой магазин Тамарка, выставив на видное место ящики с шампанским и коробки с шоколадом, который до этого продавала с ограничением и только тем, у кого были в семье дети. Во многих избах повалил дым из труб, разнося по поселку запах пирогов. А когда хором запели под баян русские народные песни, стало ясно, что праздник начался. Членов экипажа постарше усадили за столы, а молодые потянулись к Дому культуры, где наш радист уже командовал радиоузлом, и мелодии модных пластинок сменили уставшего баяниста, которого пригласили откушать к самому председателю поселкового Совета, у которого собралась вся местная власть — начальник милиции, директор рыбозавода и представитель Экспортлеса. Вместе с нами в клубе находилась интеллигенция: учителя, доктор, зав. библиотекой, аптекарь и другие, и все они — не старше тридцати, притом женского пола.

Гуляли долго, сказать "до утра" — неверно, летом здесь утра не бывает по причине отсутствия ночи. Видимо, это повлияло на то, что музыка смолкла только часам к семи, когда новая смена грузчиков поспешила на причал. Большинство наших партнерш по танцам работали именно на погрузке. Практическое отсутствие местных мужчин нашего возраста позволило обойтись без приключений, да и светлая ночь на территории населенного пункта значительно умерила пыл кавалеров в условиях усиленного внимания со стороны любопытных и всевидящих наблюдателей преклонного возраста. Впрочем, мы еще не знали, что пожилые наблюдатели абсолютно безвредны и искренне желают нам только лучшего, а своим молодым родственницам — внезапно привалившего счастья.

Эстонские мужчины были так разительно непохожи на местных пропитых грубиянов — охотников и лесорубов. Как сказала всезнающая баба Дуся, что жила рядом с самым людным местом — магазином, за целый день она так и не услышала от "пистонцев" ни одного похабного слова. — Даже интересно становится, неужто, они их не знают? Да как же они тогда без них работают?

Работать после такого веселья мы почему-то особого желания не испытывали, и старпом уговорил капитана дать экипажу отгул на трое суток, оставив на судне только вахту. Застолье у председателя, пироги с семгой, "столичная" под грузди и морошку с брусникой благотворно повлияли на капитана. В тот же день в его каюте был составлен стратегический план развлечений в период стоянки судна, в который были включены спартакиада и вечера отдыха совместно с командой греческого парохода "Парос", который ожидался через двое суток. Видимо, на решение капитана повлияло и местное начальство, поскольку наступало настоящее короткое северное лето и стояла прекрасная солнечная погода с температурой под плюс тридцать, а полчища комаров уже значительно сократили свою численность и агрессивность.

В трюма легли первые ряды досок, укладывали их женщины, не торопясь и старательно. Попытки второго помощника работать по его указанием были отвергнуты ими сразу и окончательно — серьезную работу мужчинам здесь не доверяли.

— Ты карандашиком пиши, милый, да счет веди дошшечкам, коли шибко грамотный, а работать нам не мешай. Мы, чай, не городские, и этой работе сызмальства обучены. Почитай, мильон кажная из нас положила только на стлани (полки для сушки леса) да и на пароходах не меньше. Так что не забижай, хочь ты и шибко обучен грамоте, а нам это дело сподручней, — объясняет штурману спокойным, без особых эмоций голосом старшая, женщина лет пятидесяти