Дело о племяннице лунатика - Эрл Стенли Гарднер

Дрейк снова взглянул в блокнот.

– Есть и еще кое-что, – сказал он. – Ты знаешь, в какоевремя Харрис, как он утверждает, заметил, что ножа нет в ящике буфета?

– Где-то вечером, – заметил Мейсон, – я не знаю, когдаточно. А в чем дело?

– В том, – ответил Дрейк, – что, думаю, теперь мы сможемдоказать, что нож был в ящике.

– Как?

– Благодаря дворецкому. Один из моих людей представился емукак репортер и переговорил с ним. Он чуть не лопнул от важности и с готовностьювыложил все, что только знал. Дворецкий сказал, что, прежде чем уйти к себе вкомнату, он прошел к буфету в поисках какой-то вещи и отчетливо помнит, что вэто время нож был на своем месте в ящике.

– Во сколько это было?

– Он не мог сказать точно. Уже после того, как вымыли посудуи убрали. Но посуды было много, и времени на это ушло немало, так что онполагает, уже после отъезда Харриса в Санта-Барбару. Если этому верить, товыходит, что, возможно, ножа и не было в ящике, но его положили туда, когдаплемянница Кента запирала замок.

Мейсон нахмурился:

– Кому могло понадобиться забрать нож из ящика, а затемположить его обратно?

Дрейк пожал плечами. Мейсон добавил:

– Это утверждение лишено смысла, Пол. Лично я не слишкомдоверяю дворецкому. Харрис, скорее всего, говорил правду. Если нож был в ящике,когда буфет запирали, то Кент не смог бы его достать. Ключ ведь только один.

– Конечно, – протяжно заметил Дрейк, – если не принимать вовнимание, что людям давно известно, как открывать замки без ключа.

– Здесь это не проходит, Пол, – ответил Мейсон сраздражением.

– А почему?

– Лунатик не может взломать замок. Если у него есть ключ илион знает, где ключ находится, он, возможно, и откроет замок, но не думаю, что всостоянии его взломать. В этом что-то есть, что никак не укладывается в теориюлунатизма… Куда отправилась Дорис Кент после того, как вышла от меня, Пол?

– Прямиком в контору своего адвоката.

– А потом?

– Отбыла в Санта-Барбару.

– Твой человек следит за ней?

– Их двое.

– Ты, помнится, сказал, что на ручке ножа не было отпечатковпальцев, – внезапно спросил Мейсон.

– Во всяком случае, таких, которые указывали бы на Кента.Отпечатки были, но смазанные. Полицейские пришли к выводу, что их размазали толи о простыню, то ли о наволочку подушки. Или, что еще хлеще, либо ты, либоЭдна «случайно» затерли их. Но это не те отпечатки, о которых твердо можноутверждать, что они принадлежат Кенту. Репортер выудил эту информацию прямо уэксперта-дактилоскописта и выложил ее мне как на блюдечке.

– Но если отпечатков пальцев Кента на ноже не было, –заметила Делла Стрит, – как же могут они его держать под стражей? Только из-затого, что нож был найден у него под подушкой? Ведь это еще не доказывает еговины.

– Как ни крути, – ответил Мейсон, – но все упирается вДункана. Если мне удастся поколебать его утверждение, что он видел именноКента, тогда дело в шляпе. Если же я не смогу опровергнуть показания Дункана,тогда мне остается только напирать на то, что это случай лунатизма. Тогда мнепридется доказать, каким образом в руки Кента попал нож. Если он взял его избуфета загодя – до того как отправился спать, – тогда речь идет о злом умысле ивсе эти прогулки во сне – мистификация и хитрый расчет. Если он не брал ножа избуфета до того, как пошел спать, тогда он не мог этого сделать и впоследствии,потому что ящик был заперт, а единственный ключ всю ночь находился у Эдны. –Мейсон вновь начал расхаживать по офису.

– Сдается, тебе следует уцепиться за показания дворецкого, –мрачно посоветовал Дрейк. – Вкупе с телефонным звонком этого будет достаточно,чтобы поколебать позицию обвинения.

– С телефонным звонком все о’кей, Пол, – ответил Мейсон. –Что-то подсказывает мне, что это может оказаться палочкой-выручалочкой, но вотэти дела с ножом я не могу вычислить. Почему-то здесь не сходятся концы сконцами. Есть что-то такое… – Он умолк, а глаза расширились, как от внезапногоозарения. Затем тихо присвистнул.

– Ну, что еще? – спросил Дрейк.

Мейсон ответил на вопрос не вдруг, а какое-то время стоял,пристально и мрачно уставившись на сыщика. Затем медленно произнес:

– Пока это только теория, Пол.

– Стоит ли овчинка выделки? – поинтересовался сыщик.

– Будь я проклят, если знаю, – ответил Мейсон, – это станетясно, когда я заштопаю в ней несколько дыр.

Он повернулся к секретарше:

– Делла, нам с тобой придется кое-чем заняться.

– Чем именно? – спросила та.

Мейсон улыбнулся ей и ответил:

– Расскажу после того, как уйдет Пол Дрейк.

– Настолько плоха теория? – поинтересовался Дрейк, медленновысвобождая тело из кресла, в котором сидел, как обычно, поперек, свесив ноги сподлокотника. Оказавшись в вертикальном положении, он в несколько длинных шаговдостиг двери, ведущей в коридор, и открыл ее.

– Подожди минуту! – окликнул его Мейсон. – Есть одна вещь,которую можешь сделать и ты. Я хочу поговорить с Эллен Уорингтон. Какполагаешь, сможешь ты доставить ее сюда прямо сейчас?

– Почему бы и нет, мои люди следят за всеми, кто замешан вэтом деле.

– Этот парень, с которым она помолвлена, – Боб Пизли –держит скобяную лавку, не так ли?

– Кажется, да! Точно, да! А что?

– Не задавайся вопросами, – ответил Мейсон, – лучше в темпедоставь сюда Эллен Уорингтон!

– И это все, что мне положено знать? – спросил Дрейк.

Мейсон кивнул:

– Чем меньше ты будешь знать о том, что происходит, темменьше тебя будет мучить совесть.

Дрейк ответил, протяжно выговаривая слова:

– Дьявольщина! Имей я совесть, ты даже и разговаривать сомной не стал бы, не говоря уж о том, чтобы нанимать меня. – И, все ещеухмыляясь, он медленно закрыл дверь за собой.

Эллен Уорингтон сидела в кресле с черной кожаной обивкойпрямо напротив Мейсона и выглядела испуганной. Это был час затишья в уличномдвижении. Служащие разошлись по домам. Наплыв посетителей театров и любителейразвлечений еще не выплеснулся на улицы старой части города. Окрашенный вкремовые тона, рассеянный свет от установленного в центре комнаты торшеравыгодно подчеркивал все достоинства Эллен – высокая, стройная брюнетка, сбольшими темными глазами, черными как смоль волосами и ярко-красными губами. Ееруки в черных перчатках нервно разглаживали платье на скрещенных коленях.