Хмурь - Ирина Лазаренко

Я понимаю, что вот-вот начну орать на весь лес, и умолкаю. Какое-то время сижу тихо, выравнивая дыхание.

– Словом, я хочу сказать, что мне нужно в Полесье. А вы идите в Подкамень. Есть там танна, которая мне обязана, пусть теперь позаботится о вас, пусть только попробует не позаботиться, тогда я её тоже сожгу, можете так ей и передать. Я расскажу вам, как добраться до рыбацкого поселка, найдете там длинный дом, спросите Зануда. Сама танна, наверное, в городе, но Зануд что-нибудь придумает. И вас там никто искать не станет, в Полесье только Хрыч знает, что мы были в той деревушке.

Гном бормочет какие-то возражения, но я вижу, что он говорит всё это лишь для порядка. Сейчас безопасность его женщины для Гнома важнее безопасности друга, но меня это не обижает: я-то как-нибудь справлюсь, а Туча и впрямь совершенно беспомощна в чужих для нее землях.

Я заставляю себя думать именно так, но на самом деле злюсь на Гнома. А кто бы не злился?

– Пр-ривет, Накер, дуралей!

Я не подпрыгнул только потому, что одеревенелое тело меня не послушалось. Остальные подскочили будь здоров – все, кроме дракошки. Тень приоткрыл зелёный глаз со змеиным зрачком, одобрительно оглядел перепуганные лица и лениво потянулся.

Колпичка сидит у ручья, вытягивает шею, помахивает синими крыльями и орет:

– Рада видеть твою р-рожу!

– Утихни, – шикает Гном, и птица, к моему удивлению, слушается. Вперевалку подходит к дракошке и принимается ковырять клювом седло.

– Кажется, эта штука хочет ехать с тобой, Накер, – замечает Птаха. – Или нет. Ты её знаешь?

– Светает, – скупо перебивает Псина, и я вяло удивляюсь, что он тоже, кажется, всерьез собирается идти в Подкамень. – Расходиться пора.

Никто не спорит.

Собираемся быстро – Птаха только забирает свою котомку, делит между нами пузырьки с Перышком, а я отцепляю от седла одеяло, сверток с остатками жареной птицы и одну из тыквенных бутылей, отдаю всё Гному. Псина говорил, что если идти быстро, то за полдня можно выбраться из чащи, а еще через пару дней – из самого леса. Попасть в Подкамень не так трудно, надеюсь. Во всяком случае, за время наших с Хрычом путешествий мы почти не видели патрулей в восточном приграничье варочьих земель.

Гном глядит в глубину просыпающегося леса. Там уже посвистывают птицы, по стволам деревьев с шорохом ползают жуки с черно-зелеными панцирями и короткими гнутыми рожками.

Я знаю, о чем думает Гном. Он думает, я с ума сошел и сдохну один в энтайском лесу. Или меня загребет первый же дорожный патруль в Полесье. Или Хрыч просто не пустит меня на порог обители. Что я иду на поводу у своего чувства долга и дурацкой жажды мести. Что после того, как меня понесло с Гномом в Болотье, трудно верить в моё умение выбирать безопасные, легкие дороги.

– Ты ведь потом приедешь к нам, в Подкамень?

Гном понимает: я предпочту одиночество компании полузнакомцев вроде Тучи и Псины. Возможно, я даже предпочту одиночество компании друзей. Но что-то мне подсказывает, да и Гном наверняка это чует: у хмурей-одиночек нынче будет мало вероятности остаться в живых. Назревает нечто, чего мы пока не можем понять и чему не находим названия.

Только смутные предчувствия. Только осознание огромной, непонятно когда выросшей неправильности. Стремление поведать обо всём кому-нибудь постарше, поумнее, помогущественнее. Цветные искорки в Хмуром мире.

– Я не знаю.

Гном кисло кивает, хлопает меня по плечу, получает ответный тычок и отходит к Туче. Та лишь кивает на прощанье, робко, отчего-то смутившись. Псина сует мне в руки пару своих склянок, быстро разъясняет их назначение и, тоже кивнув, отходит. Рядом остается только Птаха, смотрит в упор бешеными голубыми глазами, а пальцы ее быстро-быстро перебирают завязки пояска.

– Только попробуй потом не приехать, – тихо шипит она, – я не собираюсь торчать там одна с этими… ясно?

Она что, имеет в виду, что хочет быть в Подкамне со мной? Киваю, не придумав ничего лучше. Надеюсь, деревянность этого движения Птаха списала на мое состояние.

– Слушай, если вы соберетесь сжечь Энтаю… не, я помню, этот лес не горит, но вдруг вы придумаете, чего-нибудь с ним можно сделать, ну, забросать ядовитыми жабами или еще какое-то такое – вот только попробуй это без меня сделать, ясно?

Я киваю, едва понимая, о чем она говорит. Зато её «Попробуй не приехать» я понял очень даже хорошо, и эти слова не идут у меня из головы всё время, пока мы с Тенью и колпичкой едем в сторону Полесья. И в Полесье – тоже.

Конечно же, я не сдох один в энтайском лесу, даже если по большей части это скорее заслуга дракошки.

Мы движемся медленно. В Энтае я списывал это на осторожность Тени, в Полесье же понял, что он просто вредничает. Обходит по широкой дуге все дороги, которые выбрал бы я сам, и проводит нас, кажется, через все северо-восточные поселки, что заброшены еще с войны. Теперь они заросли сорняками и молодыми деревцами, печные трубы торчат из зелени, как руки утопленников, в полуистлевших домах гнездятся длинноногие пауки-плевуны и крикливые воробьи. Колпичка называет пауков «Пр-релесть».

Только в Полесье я наконец сознаю, что уже вовсю буянит лето, молодые листья давно развернулись и налились зеленью, цветы и завязь дали плоды, и они понемногу подрастают, а на полях крепнет гречиха. Мне казалось, в Энтае мы проторчали дней двадцать, но по всему выходит – все два месяца. Когда мы с Гномом уезжали в Болотье, по Полесью еще гулял зябкий ветерок, и старый Пень ворчал, что одна холодная ночь убьет все зацветшие вишни.

Всю дорогу меня преследует боль и ощущение неправильности происходящего. Я не должен нести в обитель сложные вести о всяких таинственных испытариях и свою жажду отмщения. Я должен был отправиться в прибрежный Подкамень еще… сколько времени прошло? Опять сбился со счета. Мне не следовало быть ни в Болотье, ни в Энтае, ни здесь.

Но если бы я не поехал в Болотье, Гном бы сгинул в испытарии, и мы бы никогда этого не узнали. Я спас его, отчасти отплатив за те годы, когда он меня выручал. А вести об энтайцах, которые я несу, способны переменить вообще всё происходящее в окрестных землях.

«Или нет», – ехидно говорит в моей голове голос Птахи.

Несколько раз Тень подводит нас и к живым селениям, к лесным сторожкам, лагерям охотников и лесорубов. Смотрит на меня ободряюще и выжидательно, ныряет в Хмурый мир, появляется снова и тут же ныряет обратно, приглашая следовать за собой, пройти через селения по Хмурой стороне.

Но я не собирался тратить на это единственную флягу с Пёрышком. И приходить на Хмурую сторону просто так, за компанию с дракошкой, тоже не хотел: неизвестно, как она воспримет это, да и исследовать ее теперь нужно повнимательней, в спокойной обстановке, а не в лесах и на дорогах. Сначала нужно добраться до обители. Потому я заставлял Тень обходить селения – ну, насколько его можно заставить что-то делать или не делать.