Королю червонному - дорога дальняя - Ханна Кралль

— Эта страна все время воюет, — втолковывает она дочери.

— Это моя страна, — отвечает дочь.

— Твоего мужа заберут в армию.

— Ну что делать. Это его армия и его страна.

— Он может погибнуть! Ты что, не понимаешь, что его могут убить?!

— Убьют — значит, убьют. Значит, он погибнет за свою страну.

— Во время войны мне было столько лет, сколько тебе теперь, — говорит она дочери. — И для меня не было на свете ничего важнее, чем муж. Весь мир мог катиться в тартарары, только бы он остался жив. А ты что?

— А для меня есть вещи поважнее, — отвечает дочь. — Такие, за которые не жалко отдать жизнь.

Ей вспоминается разговор с Николь — о детях, которые не станут погибать ни за что ни про что. Должно быть, сама накаркала, с ужасом думает она.

Вторая дочь тоже переезжает в Израиль. В венской квартире они с мужем остаются вдвоем.

Жизнь их довольно однообразна.

Она встает первой. Засыпает кофе в кофеварку и ставит на стол две чашки. Будит мужа. Они идут на работу, продают джинсы. Возвращаются. Она готовит обед, муж сидит в кресле.

— Почему ты молчишь? — спрашивает она.

Муж говорит, что хочет помолчать.

— Ты снова думаешь о них.

— Нет, — говорит муж, — я думаю о себе.

— И что ты думаешь?

— Я размышляю.

— О чем?

Муж молчит. Да она и так знает: муж размышляет, должен ли он был пережить войну. Единственный из всей семьи. Почему именно он? Какой в этом смысл?

Он хорошо знает, отчего уцелел, — благодаря ей. Американцы его освободили, но не они его спасли. Удержали мужа на этом свете ее любовь, ее мысли, ее сила и ее молитвы.

(«Не говори ему, что он выжил благодаря тебе, — советовала Лилюся Шуберт. — Никогда не говори ему об этом…»)

— Если бы ты не выжил, не появились бы на свет наши дочери. У наших дочерей — лица твоих сестер. У кого были бы лица сестер, если бы ты погиб?

Муж молчит, а она хорошо знает: теперь он будет вспоминать сестер.

Она ложится спать, муж встает с кресла и садится за стол.

Наверное, пишет очередное объявление в израильскую, американскую или украинскую газету: «Ищу свою сестру, Зосю Регенсберг, девятнадцати лет, дочь Регины и Мойше Лузера. В последний раз ее видели во Львове…»

Он останавливается… Колеблется… Зачеркивает слово «девятнадцати», начинает считать… Наверно, удивляется… Шестидесяти? Не может быть…

Наутро она встает первой.

Заходит в кухню.

Тянется за кофе — банка стоит на полке над швейной машинкой.

На машинке с надписью «Зингер» лежит сложенный пополам листок бумаги.

Она засыпает кофе в кофеварку, ставит на стол две чашки, надевает очки и разворачивает листок. Письмо адресовано ей. Муж сообщает, что уходит навсегда. «Я ухожу и больше не вернусь. Буду платить тебе пятьдесят долларов в неделю. Обещаю также оплачивать счета за квартиру и телефон, при условии, что они не будут слишком большими. Желаю тебе всего доброго…»

В Израиле ей нравится.

Люди наперебой дают добрые советы: в автобусе подсказывают, где выйти, в магазине — что купить, на почте — какую открытку лучше послать на Новый год, а какую — на Рош ха-Шана. Каждый спрашивает, где она была во время войны, и каждому есть чем поделиться. Какая-то женщина, у которой она в Тель-Авиве спросила, где автовокзал, рассказывает о себе, потом о муже, который оказался в отеле «Польском»…

— А меня как раз из «Польского» забрали в Павяк, — говорит она.

— В Павяк? — восклицает женщина. — В Павяке сидел мой брат!

Они все стоят на улице, через час она спохватывается:

— Простите, так где все-таки автовокзал?

Она выслушивает чужие рассказы с искренним сочувствием: кто-то прятался в подвале, кто-то — в землянке, на чердаке, в шкафу или в стоге сена. Эти люди, конечно, перенесли множество испытаний, но довольно однообразных. Не то что она.

Она преисполняется уверенности, что об ее жизни можно написать книгу. Или даже снять фильм.

Удачное стечение обстоятельств: в иерусалимском аэропорту американцы снимают фильм об угнанном израильском самолете, при участии Элизабет Тейлор.

Она едет в аэропорт. Ее не пускают, она твердит офицеру, что должна немедленно переговорить с актрисой. Офицер хочет знать, о чем именно. О жизни. О которой будет снят захватывающий фильм, Тейлор могла бы сыграть в нем главную роль.

Офицер разглядывает цифры на ее предплечье.

— Там погиб мой отец, — говорит он.

— Вот видите, а я подошла к доктору Менгеле…

Офицер советует ей отложить разговор с кинозвездой и сначала заняться книгой — найти хорошего писателя.

Она много работает, ухаживает за стариками. Она терпелива. С профессором, бежавшим из Германии после «Хрустальной ночи», говорит низким голосом, по слогам (профессор глуховат, не воспринимает высокие звуки и длинные слова). Адвокату, который провел войну в Советском Союзе, рассказывает о Польше.

— Как часто вам меняли постельное белье? — допытывается адвокат.

— Где меняли белье?

— Ну в Освенциме. Что, небось редко меняли белье, да?

Отпуск у нее раз в году, всегда летом. Во время отпуска она занимается поисками хорошего писателя. Он должен быть немолод, знать, что такое война, и понимать, что такое любовь.

Сначала она находит одного немолодого писателя в Израиле.

Он соглашается, что ее жизнь достойна книги, но считает, что она должна написать ее сама.

— Это не так уж трудно, — уверяет он, — сейчас я вам объясню на примере. Вот вы везете в Вену табак. Входите в купе, ставите на полку черный лакированный чемодан, и тут появляется эсэсовец — высокий, очень красивый. Рядом с вашим черным чемоданом ставит свой, из желтой свиной кожи, и садится напротив. А может, встает у окна. Закуривает. Он явно кого-то ждет… — писатель умолкает.

— И что дальше? — спрашивает она.

— Откуда я могу знать? — возмущается писатель. — Это вы должны знать, а не я, я и так уже сказал слишком много.

— Скажите хотя бы, что у него в желтом чемодане, — требует она. — И кого он ждет у окна.

— А вот это тайна, — говорит писатель. — Ее нужно разгадать, в этом и заключается суть литературы…

Время от времени звонит из Вены муж. Дочкам.

— Отец звонил, — сообщает дочь.