Падшие ангелы. Запретное наследие древней расы - Эндрю Коллинз

Шли годы, и со временем Сам стал оплакивать потерю своего первенца, которого он считал мертвым. После вещего сна, указавшего, что ребенок жив, царь предпринял неудачное путешествие в надежде найти мальчика. Затем Сама посетило еще одно видение, и он, воспрянув духом, отправился к горе Албурз. Поднявшись на вершину горы, он остановился перед троном Ахура Мазды и взмолился: «Если это действительно мой ребенок, а не потомок демонов (порождение злобного Аримана), сжалься надо мной! Прости мне мой грех и верни мне сына».

Услышав плач Сама, Симург понял, что пришло время расстаться с юношей, о котором он заботился «как нянька» и «как отец» и которому дал имя Дастан. Узнав о неминуемом расставании с Симургом и его семьей, Заль заплакал — таинственная птица не только защищала его, но также научила многому, в том числе знаниям и языку его родной земли. Симург успокаивает юношу, говоря, что они расстаются не навсегда. В качестве доказательства своей любви птица выдергивает перо из крыла и говорит: «В минуту опасности положи это перо (или перья) в огонь, и я тут же появлюсь, чтобы защитить тебя. Никогда не забывай обо мне».

Затем идет трогательная сцена, повествующая о том, как Симург возвращает сына Саму, который благословляет и юношу, и «чудесную птицу». Он также признает свою вину за то, что бросил ребенка, и обещает, что попытается искупить ее, относясь к мальчику с тем уважением, которого он заслуживает.

Заль вырастает в прекрасного принца и влюбляется в принцессу Рудабу, дочь Мехраба, царя Кабула и потомка легендарного царя змей Заххака (Ажи-Дахака в зороастрийской литературе), который якобы правил Ираном на протяжении тысячи лет (см. главу 14).

В одной из легенд дочь Мехраба описывается — словами ее служанки, которая разговаривает с одним из слуг Заля — как красивейшая из девушек, которая на голову выше Заля: «Затмила твоего царя она. Слоновой кости — цвет, а стан — платана; венец волос — как мускус благодатный…» Затем служанка добавляет, что Рудаба была бы подходящей женой для Заля. А вот другое описание принцессы: «Лицо ее сияет, как заря; слоновой кости уподоблю тело, с платаном стан ее сравню я смело».

Эти отличительные черты, вне всякого сомнения, считались необычными, а сама Рудаба, будучи на голову выше Заля — вспомним, что его самого сравнивали с «кипарисом стройным» — явно была очень высокой женщиной. Создается впечатление, что Заля и Рудабу специально свели друг с другом, потому что они были носителями качеств, считавшихся необходимыми для продолжения царского рода.

В конечном итоге Заль женится на Рудабе. Пошло немного времени, и Рудаба забеременела. Но незадолго до рождения ребенка иноземная красавица начала чувствовать «приближение тяжелых родов». Фирдоуси объясняет:

В отчаянии Заль вспоминает о пере, которое ему дал Симург, и сжигает его в огне. «Настала тьма нежданная вокруг, Симург могучий появился вдруг». «Добрая нянька»успокоил Заля, сказав, что скоро он станет отцом сына ростом с кипарисовое дерево и с силой слона. Более того, огромная птица возвестила:

[прописанное Симургом наркотическое средство?],

Заль в точности исполняет указания птицы, и в результате «гигантский ребенок был вырезан из чрева матери, которая сразу же воскликнула: «Спасена я! Би-растам!» Эти слова дали имя ребенку — Рустам, что означает «сильный рост». Благодаря лекарству Симурга Рудаба быстро поправилась, а ребенку было суждено стать величайшим из героев иранских легенд.

Такова история рождения Рустама, рассказанная в «Шахнаме».

Нет никаких сомнений, что необычное рождение ребенка позволяет по-новому взглянуть не только на легендарную историю Ирана, но и на религиозную литературу иудаизма, связанную с именем Еноха. Невольно вспоминается эфиопская «Кебра Негаст», где дочери Каина рожали гигантских младенцев нефилим посредством кесарева сечения. Следует ли считать совпадением, что ребенок из иранских мифов и легенд появился на свет точно так же, как и могучие нефилим? Кесарево сечение получило свое название в честь Юлия Цезаря — считается, что именно он первым появился на свет в результате подобной операции. Тем не менее существуют два независимых упоминания об этой хирургической операции, применявшейся в разные периоды человеческой истории, возможно, за много тысяч лет до римлян.

Легенды, рассказанные в «Шахнаме», дают убедительные основания предположить, что древние иранцы действительно верили в то, что дэвы способны не только принимать телесную форму, но и сожительствовать со смертными женщинами, в результате чего на свет появлялось потомство, облик которого в точности соответствовал облику Стражей из древнееврейских легенд. Для меня это было важное открытие, повышавшее вероятность того, что дэво-дата, или «закон дэвов», которому учили маги, действительно содержал информацию о плотской связи между неземными существами и смертными людьми. Кроме того, это был еще один аргумент в пользу моей теории, будто дуалистическая доктрина магов предполагала убеждение, что окружающий нас мир является творением не Ахура Мазды, а Ангра-Майнью, «злого духа», — именно этот догмат веры проповедовался Мани и различными гностическими культами по прошествии сотен лет после того, как маги исчезли с исторической сцены.

Прославленный дом Сама и Наримана

Упоминание Мани в связи с этими легендами также имеет глубокий смысл, поскольку оно, по всей видимости, может дать нам дополнительные ключи, касающиеся явного совпадения иранских мифов с литературой, связанной с именем Еноха. Известно, что манихеи перевели на несколько азиатских языков один из текстов, связанных с судьбой нефилим. В процессе перевода оригинальные арамейские имена главных действующих лиц менялись на имена иранских героев, встречающихся в тексте «Шахнаме». Так, например, согласно персидским легендам отцом Заля считался Сам, а отцом Сама — Нариман; потомки этих мифических царей принадлежали к «прославленному дому Сама и Наримана». Эта родственная связь по мужской линии между двумя царями нашла отражение в принадлежащих Мани переводах иудейских текстов, связанных с именем Еноха, в которых два предполагаемых сына Семьязы называются Сам и Нариман, а не их арамейскими именами Ахийя и Охийя.