Триумфатор - Ольга Игоревна Елисеева

Папея прошла бы, ради своей цели, и по горячим углям, не то что по взглядам горе-вояк, имевших глупость попасться в плен. Всякий знает: не хочешь жить рабом, направь меч себе в живот. А хочешь – изволь терпеть, когда тебя покупают не один, а много раз.

Миновав аркаду, женщина оказалась в тесном помещении без окон и с лавкой у стены.

– Тридцать сестерциев и раздевайся, – равнодушно сплюнул Фламм. Каждое его движение говорило: я хорош, но не затягивай время.

– Я уже заплатила твоему ланисте, – поддразнила Папея.

– То ланисте, а то мне, – обиделся ее непонятливости боец. – А если много, то пусть ланиста тебя и…

– Успокойся, – Папея подняла руку. – Я здесь не для того, чтобы тебя иметь.

«Она – меня! Слышали?!» – было написано на его простоватом лице с пронзительно голубыми глазами.

– Я хочу предложить тебе денег. Во много раз больше, чем ты сейчас назвал. Пятьсот сестерциев устроит?

Смотря для чего. Флам как стоял, так и сел на скамью. Таких денег он не видел, но, судя по реакции, боялся увидеть. «Во что-то опасное меня втянешь», – думал он, разглядывая Папею куда внимательнее, чем прежде.

– Пятьсот сестерциев! За что? Я слона должен убить? Или с голыми руками напасть на пиратскую триеру? Предупреждаю, милая…

– Меня зовут Папея Магна, супруга Авла Мартелла, – заявила она.

Против чаяния, имя ее мужа не произвело на бойца никакого впечатления. Как быстро все забывается! А может, он и не знал никогда? Принадлежал к тому пласту жизни, где людям все равно, кто ими правит – в любом случае тяжело и плохо.

– У тебя ведь завтра Рудис, последняя схватка? Тебе должны вручить деревянный меч. Тебя уже можно именовать рудиарием[24]?

На лице Фламма застыл испуг: сглазит, вот-вот сглазит, проклятая ведьма!

– Умоляю, нет. Я ведь еще не победил!

«Какие варвары суеверные!»

– А есть сомнения? – Папея насмешливо подняла брови. – Кажется, ты лихо гонял по двору трех «врагов».

– Могу и четырех, – Фламм взял себя в руки. – Но все же я димарх[25], сражаюсь без доспехов, всякий может зацепить.

– Если ты победишь, тебя опояшут деревянным мечом?

– Надеюсь.

– А дальше что?

– Останусь тренером у ланисты. Куда мне идти? Мою семью всю вырезали. Да и не хотел бы я так больше жить, как мои сородичи. Посмотришь вот так мир, многое меняется.

– А где бы ты хотел жить?

– На Сицилии. Там море. И маленькие городки под вулканом. Стабии мне понравились. Была там одна вдова…

Фламм вспомнил, как его ланиста гастролировал с бойцами. К нему, лучшему, пришла молодая вдова булочника, сказала, что очень тоскует, не может справиться с собой, и предложила заплатить медовыми лепешками. Его до сих пор разбирал смех. Но вдову он вспоминал с каким-то отрадным чувством. Добрая была. Его жалела. Да и он сам еще не так заскоруз сердцем. Были бы деньги – кое-что он сам накопил – поехал бы к ней…

– Давно вышла замуж твоя вдова, – отрезала Папея.

– За сестерции баба найдется, – столь же резко бросил Фламм. – Значит, говоришь, пять сотен. Так что я должен сделать?

– Завтра, когда тебя опояшут деревянным мечом…

– Если опояшут.

– Если опояшут, – согласилась Папея, – ты громко провозгласишь, что посвящаешь свою победы, не только эту, но и прошлые, сколько их там у тебя?

– Десять. Да еще в прошлый раз десять, – шмыгнул носом Фламм.

– Это двадцать. Я поняла. – Папея снова деловито кивнула. – Интересно, как тебя обманули, что ты два круга выходил на поединки? Ведь положено пережить только десять боев.

Фламм почесал затылок всей пятерней. Было видно, что он и сам не знает. Ну, обвели рубаку вокруг пальца. Что сказать?

Папея настойчиво продолжала:

– Так вот, ты посвятишь все свои победы проконсулу Авлу Мартеллу и его победам в Болотных Землях. Понял?

Фламм почесал нос: в его мозгу сложилась неожиданная мозаика. Эта женщина захотела поздравить мужа. Потому отвергла близость. Любит своего этого, как его… Такие деньги платит. Стой! Неувязка. А он не будет против растраты семейного богатства?

– Это не твои заботы, – досадливо осадила его матрона. – Нужно только, чтобы, когда народ начнет кричать: «Триумф! Триумф!» – ты вскинул меч и поддержал их.

Она прикрыла глаза и представила эту картину: отлично задумано, народ начнет требовать триумфа, Сенат – волноваться в пользу старого проконсула, Цыцера – против него. И обе стороны прибегать к ее семье – то есть к ней самой.

⁂

Власть даруется богами. В ее случае – богами нижнего мира. С тех пор как Папея, молоденькая и глупая, посетила ведьму в лавке, она многое узнала. Темные искусства тягучи, как мед земли. Ей отвечали духи тяжелого полета. Те, для которых воздух густ, как патока: даже взмахивая крыльями, они испытывают боль. Но с ними можно договориться – жертвенная кровь облегчает их страдания. Делает расторопными.

Почему ни с Цыцерой, ни с Фламомм женщина не прибегла к их помощи? Первый закон – все, что можно сделать без магии, делай сама. За каждый шаг придется платить. И не деньгами. Будь скупа. Скупыми станут и последствия.

Это не доморощенная магия для матрон! Теперь каждая хозяйка творит ритуал, прежде чем сходить на рынок, или проводить сына в армию. И не чтобы вернулся, а чтобы поскорее забрали, потому что при нем ей пятьдесят лет, а без него – тридцать с небольшим. Вот и вся наука.

Как Папею когда-то ругала мать, почтенная Сцилла Сабина Ливия за то, что дочка пошла к колдунье. «Не знаешь, как мужа привязать! Спросила бы. Все так делают». И безопасно, и надежно. В красное сладкое вино капай своей женской крови. Немного, а то почувствует. Одна рубиновая капля на амфору – даже и в белом незаметно. Запиши на восковой табличке, что при этом шептать.

Вышло как-то криво. Авл хотел все вокруг и ее в том числе. Минутами его слюнявая нежность – это после пары рабынь – доводила жену до исступления. Спасибо родной матери! Постаралась! Уж лучше к ведьме.

Сцилла Ливия отличилась и во второй раз. Когда у Папеи закончилась женственность, она явилась в дом зятя послушать жалобы на пробивающий пот и мигрени, похлопала дочку по плечу и изрекла: «Теперь о главном». Отсутствие женской крови у Папеи не означало конца. «У тебя две девочки». На удивленный и негодующий взгляд жены проконсула, только развела руками: «Надо же его привязать к порогу». А то ни подарков после триумфов, ни вообще явления под родной кров не жди.