Вдоль белой полосы - Яна Перепечина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда он вернулся с Байконура и попытался рассказать о том, что увидел и понял там Лике, она лишь неопределённо пожала плечами:
— Что думать о прошлом? И вообще, когда у тебя зарплата?
На их заводе, хотя и платили немного, но выплаты почти не задерживали. Лика знала об этом, однако её раздражали их скромные доходы.
— Вот получим квартиру, и что? На какие шиши мы будем делать ремонт?
— Квартиры дают с отделкой, ты же видела.
Лика и правда видела, перед командировкой они ходили смотреть доставшуюся им квартиру на семнадцатом этаже. Она оказалась неплохой: с просторной кухней, большими окнами и лоджией. Никите, жившему до свадьбы с родителями в панельной «хрущёвке», квартира понравилась очень.
— Ты что? И правда собираешься жить с этими допотопными обоями на стенах и этим подобием линолеума? — возмутилась Лика.
— Нормальные обои, светленькие, приятные…
— Они же бумажные! Насколько их хватит?
— Лик, у нас детей пока нет, Хоббит парень аккуратный, да и мы с тобой, вроде, не вытираем руки после еды о стены. Что с этими обоями будет-то? Вот когда потеряют вид, тогда и сделаем ремонт. И линолеум, кстати, вполне приличный. Во всяком случае, не хуже того, что у твоих родителей…
— Вот именно — не хуже! — взвилась Лика. — А я хочу лучше!
— Лик, давай проблемы решать по мере их поступления, — миролюбиво предложил Никита. — Надо сначала документы на квартиру получить, а уж потом о ремонте задумываться.
— А что? Могут ещё передумать и не дать? — испугалась его жена.
— Всё может быть, — философски заметил Никита. — Кто из нас мог подумать, что Байконур будет заграницей?
— О-о-о, — застонала Лика, — опять ты о своём! Только не начинай.
— Не буду. — Никите снова стало тоскливо. Теперь от того, что родной жене было всё равно, чем он живёт и о чём думает. Только бы квартиру дали. Он вздохнул и пошёл к рабочему столу: ему нужно было подумать над одной идеей, которая пришла ему в голову в самолёте и о которой он хотел поскорее рассказать коллегам.
Ещё недавно Агата и представить не могла, что можно учиться так. А теперь она по утрам вскакивала в радужном настроении и бежала в школу, потому что за ночь успевала соскучиться по одноклассникам, учителям и даже стенам, в которых они проводили большую часть дня.
Здание школы было большим, светлым, с огромными окнами. Стояло оно на отшибе их спального района. Дальше были только пустырь и излучина Москвы-реки, текущей вправо, к Кольцевой дороге. Агате этот открывающийся из окон простор нравился невероятно. И по утрам она частенько специально приходила пораньше в том числе и для того, чтобы постоять у окна, глядя, как за далёким мостом через реку и еле видной колокольней Николо-Угрешского монастыря встаёт солнце или в зимней темноте бежит по мосту светящийся ручеёк машин.
Класс у них подобрался очень сильный, только несколько ребят были послабее, но и они на фоне прежних одноклассников Агаты казались ей невероятно умными, тонкими и способными. Агата впервые училась среди равных, и остальные, как выяснилось, тоже. И каждый старался соответствовать этому уровню.
Однажды на урок истории собрались учителя из окрестных школ. Их историк устроил в тот день викторину, разбив класс на две команды. Ребята играли так, что за стёклами очков в спокойных глазах учителя Агата заметила удовлетворение и даже гордость за них, а одна из гостий в конце урока сказала:
— Я такого ещё никогда не видела. Не знаю, как мои коллеги, но лично я не могу сказать, какая команда победила. Это было что-то невероятное. Спасибо, ребята! Вашим учителям с вами очень повезло.
И гости начали апплодировать. А Агатины одноклассники сидели красные, довольные и радовались, что не подвели своего учителя и друг друга.
Нет, конечно, они оставались обычными подростками и иногда озорничали, нередко прогуливали и частенько списывали алгебру, геометрию и физику у "бэшек", давая им взамен тетради по русскому языку, литературе и истории, тем предметам, которые в их гуманитарном классе любил и знал каждый. Тем более, что учителя им дали полную свободу: родителям по поводу пропусков не звонили, нотаций не читали и по школе прогульщиков не разыскивали. Наверное, другие в таких условиях распоясались бы, но не они. Оба класса старались любимых учителей не подводить и делать поменьше глупостей.
Правда, случалось всякое, конечно. Как-то раз им даже пришлось установить очерёдность прогулов. Началось всё с того, что в школе появилась новая учительница обществознания. В отличие от большинства своих коллег она была уже очень немолода.
— Слушай, ей лет восемьдесят, — прошептал на ухо Агате её приятель Саня Подкопаев, когда начался урок.
Агата кивком выразила согласие. Учительница и правда казалась едва ли не ровесницей революции да и выглядело весьма в духе начала двадцатого века: почти полностью седые волосы, уложенные в причёску, подобную той, что Агата видела на фотографиях Ольги Книппер-Чеховой, длинное платье с высоким воротом, закрывающим шею, шаль с кистями и в том месте, где находится межключичная ямка, камея.
Агнессу Сигизмундовну, а учительницу звали именно так, их класс принял по обыкновению доброжелательно. Удивились, конечно, непривычному облику, но посчитали, что это не их дело и даже за глаза дразнить или подшучивать не стали. Не принято это было у них.
На первом же уроке новая учительница потрясла их рассказами о своей бурной молодости, которые им поначалу показались очень интересными. Уже перед звонком она понизила голос и заговорщицки сообщила:
— Между прочим, я была любовницей Берии… Но об этом на следующем уроке.
— А старушка умеет заинтриговать, — восхищённо заметил всё тот же Саня. — Я теперь пятницы буду ждать с нетерпением.
— Ты думаешь, что всё это правда? — с сомнением протянула Агата.
— А то! Интереснейшая бабка нам досталась. Я весь урок сидел, челюсть пристроив на твоё плечо. Ты что? Не заметила?
— Нет, — засмеялась Агата.
— Это потому, что и сама свою руками придерживала, чтобы о парту не стучать и Агнессу с мысли не сбивать.
В пятницу они в полном составе пришли на урок обществознания задолго до звонка. Агнесса Сигизмундовна же вплыла в кабинет ровно в девять двадцать, села за свой стол, обвела сияющими глазами своих учеников и спросила:
— Ну, так и на чём мы остановились?
— На Берии, — напомнила ей их староста Нюра.
— Ах да, на Берии… — Агнесса Сигизмундовна кивнула, глаза её затуманились. — Страшный, страшный был человек… Погубил всю мою семью…
— То есть как? — не выдержал Саня Подкопаев. — Вы же с ним… Он же ваш… — Саня растерялся, не зная, как сформулировать вопрос, не обидев пожилую учительницу.