Дочь партизана - Луи де Берньер

Я поднялась на крыльцо, постучала в дверь с решетчатым оконцем, и в нем показался мужик. Отвали, говорит и смотрит сквозь меня.

Я к Бергонци, объясняю, от Боба.

А мужик – как горилла, нацепившая бабочку; многие так его и звали, а ему хоть бы хны. Народ говорил: «Привет, Грилл! Как дела, Грилл?» – и он нормально откликался. Молчун, но бузотеров выкидывал только так. Я с ним мало общалась. Имелось у него хобби – коллекционировал экзотические сигаретные пачки, которые оставляли иностранцы. Говорили, что всю квартиру ими завалил. Ну вот, Грилл меня впустил, услышав, что я к Бергонци, вот тогда-то при обычном освещении я и разглядела, как там все задрипано. Однако в центре зала был фонтан, уйма искусственных растений повсюду и бархатные драпировки.

Бергонци был ничего себе. Итальянец-кокни. По крайней мере, так он представился. С виду вылитый мафиози: белые туфли, черная рубашка, черные брюки, сильный загар, солнечные очки, хотя зачем они в комнате, и великолепные белые зубы.

Он оглядел меня и ухмыльнулся: «Ну что, лялька, ты милашка». Я подала ему Бобову записку, он прочел и говорит: «Старина Боб. Беда в том, что если я тебя возьму, то придется дать ему мартышку».

Я ушам не поверила. «Мартышку?» – спрашиваю.

«Комиссионные. Жаргон еще не освоила, да? А в чем работа, знаешь? Коли нет и потом тебе не глянется, мы зря теряем время, так?»

– А хочешь, изображу сейчас Бергонци? – спросила я. – Все девчонки его показывали.

– Давай, – согласился Крис.

Я приготовилась: встала, слегка выпятила грудь и заговорила, то и дело поправляя воображаемые солнечные очки: «Значит, так, лялька, все просто, как два пальца об асфальт. К нам ходит до фига богатого мудачья, у которого бабла как грязи. Будь с ними ласкова, только и всего, сечешь? Поболтай, используй свои чары и заставь купить шипучку. В этом весь секрет. Пузырь шампани клиенту обойдется в девяносто бабок, из них тридцать – твои, поняла? Ты вроде как моя продавщица.

Есть клубные правила. Первое: вход только для членов клуба, годовой абонемент стоит пятьсот фунтов, но за пятьдесят бабок допускается разовое посещение, если ты совсем тупой, а денег куры не клюют.

Есть правила для девочек. Первое: ни хрена налогов, ни хрена страховки, расчет только налом. Правило второе: никаких шашней на работе. Твое дело, если захочешь перепихнуться, – кого-то это интересует, кого-то нет. За ночь мои пташки заколачивают по паре тонн, сечешь? Но если что, вали в гостиницу или еще куда. Я не желаю, чтобы всякий засранец шил мне сводничество.

Правило следующее: глуши шипучку, сколько осилишь, что останется – выплескивай в цветочные горшки, когда клиент пойдет отлить. Правило какое там: категорически не напиваться, это бардак и мигом увольнение. Униформа обязательна. Кое-что выдадим, но чулки и шпильки купишь сама, и гляди, чтоб корма смотрелась аппетитно, когда будешь ею вилять. Правило номер дальше: если курить, то классные сигареты – длинные, с белым фильтром и золотым ободком. Никакой дешевки и тем более самокруток».

Я села, и Крис меня похвалил:

– Тебе надо в актрисы. Здорово.

– Ну вот, Бергонци дал десять фунтов на туфли и чулки, хотя видел меня первый раз в жизни. Он хороший был, правда. Слава богу, говорит, что есть Боб, потому как девочки то и дело выходят за клиентов и сваливают.

Мелькнула мысль не возвращаться: пожалуй, работенка не по мне. Мне бы в университет какой, а не в дерьмовый клуб, да еще наряженной кошкой. Это было… какое тут слово?

– Унизительно? Недостойно тебя?

– Да, недостойно меня. Знаешь, работа дурацкая, ничего интересного, но я решила: ладно, платят хорошо, надолго не задержусь, зато насобачусь в английском.

Утром я пошла на Оксфорд-стрит, купила туфли и чулки, поглазела на шикарные витрины и подумала: счастливица Роза, скоро сможешь все это купить. Потом прогулялась на Лестер-сквер и Пиккадилли, зашла в книжные лавки на Черинг-Кросс-роуд. Убивала время, как вы говорите. Съела пиццу и увидела человека с большим плакатом, призывавшим не есть мясо, потому что белок пробуждает похоть, а сладострастники попадают в ад. Я немножко за ним прошла, потому что в Югославии такого не встретишь. На Трафальгарской площади посмотрела на голубей. На ступенях Святого Мартина играли скрипач и гитарист, но потом гад полисмен стал их прогонять, и все заорали, чтоб он сам валил к чертям, и мне это понравилось. В Югославии никто полицейских не посылает. На тротуаре перед Национальной галереей сидел художник-хиппи, он нарисовал мой портрет, на котором я вышла прям кинозвезда. Здорово было, так я убила весь день.

В половине десятого пришла к клубу, Грилл меня впустил. Появился Бергонци, поздоровался и представил меня худой рыжей Вэл, которая работала администратором и за девушками приглядывала. Позже я узнала, что Вэл и Бергонци крутят роман за спиной его жены.

Вэл была милая. Помогла мне облачиться в кошачий наряд. Я глянула в зеркало и растерялась – то ли рассмеяться, то ли психануть. Пожалуй, мне не хочется тут работать, сказала я.

«Полная дурь, верно, душенька? – ответила Вэл. – На твоем месте я бы поржала, и все. Есть работы и хуже – например, вожжаться с прокаженными в Конго или чистить сортиры в Китае».

Чувствую себя идиоткой, сказала я. «Идиотка не ты, идиоты клиенты, которых это заводит. Скажи себе: они психи, а я делаю из них дураков и вытряхиваю деньги. Все просто».

Боюсь, у меня не получится, сказала я. «Ну разок-то попробуй. Будет невыносимо – больше не придешь. Давай-ка накрасимся». Мне нарисовали большие кошачьи глаза и приклеили усы.

Крис засмеялся:

– Наверняка ты выглядела очень обаятельно.

– Не поверишь, потом я даже полюбила кошачий костюм. Белая манишка и такая шапочка с ушами, открыто одно лицо. Очень удобно, правда. И еще белые перчатки.

– Однажды я нарядил дочь белкой. На костюмированный праздник. Она была такая прелесть, аж горло перехватило.

– Наверное, потому, что тогда ей еще не перевалило за двадцать, – сказала я. – Позже я оценила удобство своего наряда.

– И в чем же оно?

– Отличная ширма. В таком костюме можешь быть кем угодно. И трепаться с клиентами о чем хочешь. А когда переодеваешься в свое – будто вымыл руки. Домой идешь нормальным человеком с чистыми мозгами. Мне это нравилось. Вот только со шпильками так и не свыклась. Ногами мучилась все время, что там работала.

– А другие девушки, какие они были? – спросил Крис.

– Не соплячки, но и не старухи. Ухоженные, словно прямиком из косметического салона. Маленько тощие. Много иностранок. Две наркоманки, которые вот так зарабатывали на дурь, чтобы не идти на панель. Руки жутко исколотые, кошачий наряд очень кстати. Многие за деньги трахались с клиентами. Одна была замужем, но муж заставлял ее этим заниматься, чтоб самому сидеть дома и смотреть футбол. У других мужа не было, зато имелись дети, и девочки торопились домой, чтоб отвести их в школу и только потом завалиться спать. Все в яме, все не знали, как выбраться. У каждой своя печальная история, наслушалась вдосталь. Только у меня не было печальной истории. Бог меня еще не обгадил. Как выяснилось, просто выжидал. Одни девушки были смышленые, вроде меня, другие совсем без мозгов. Многие не задерживались. Только познакомишься, а их уж нет. Я ни с кем не сдружилась. Точно птицы с перебитым крылом – ждали, когда косточки срастутся, и потом улетали.