Тьма между нами - Джон Маррс

Я вижу их обоих вместе с дочкой в спальне наверху. Горит свет. С потолка свисает голая лампочка, даже без абажура. В комнате идет ремонт. Стекло забрызгано побелкой, что затрудняет обзор с улицы. Однако с высоты все видно через верхнюю створку, которую они даже не потрудились занавесить.

Мое внимание привлекает жена: она агрессивно тычет пальцем в девчушку, потом наклоняется к ней и что-то кричит прямо в лицо. Обзор на несколько мгновений заслоняет муж, выходящий из комнаты, а потом я вижу, как малышка отлетает к стене и падает на пол, пропадая из вида. Похоже, мать только что сильно ее ударила.

— Нет! — кричу я и сжимаю кулаки.

Рот матери снова разевается, словно она продолжает кричать на бедняжку. В следующую секунду она поворачивается и уходит, захлопнув за собой дверь. Малышка, к моему облегчению, поднимается с пола. Трет глаза и ту часть головы, которой ушиблась. Подбегает к двери, пытается ее открыть… Ничего не получается. Дергает снова и снова, а потом отходит. Сердце обливается кровью, когда она пропадает из виду.

Через минуту она показывается у окна и стирает побелку, которая закрывает ей обзор. Мне жалко ее. Я представляю, какой одинокой она, должно быть, сейчас себя чувствует. Ей не с кем разделить свою боль. Хочется дать ей знак, что я здесь и что мне не все равно.

И тут меня осеняет.

Я хватаю прикроватную лампу, подтягиваю к себе кабель и начинаю быстро включать и выключать свет в слабой надежде, что всполохи привлекут ее внимание. Я уже много раз пробовала раньше проделывать этот фокус, но никто никогда не замечал моих сигналов, даже Элси, и тем более при дневном свете. Наверное, ставни блокируют свет при взгляде снизу вверх.

«Давай, давай», — повторяю я с тревогой.

И тут раздается резкий хлопок — перегорела лампочка.

Извергая ругательства, я в лихорадке хватаюсь за нее. И тут же отдергиваю обожженную руку. Бросаю лампу на кровать и беру вторую, но ее провод не дотягивается до окна. Выдергиваю провод из розетки и с раздражением обнаруживаю, что он застрял за тумбочкой. Рывком отодвигаю мебель, теряю равновесие, цепляюсь ногой за цепь и валюсь лицом на кровать.

Немедленно вскакиваю, вставляю лампу в ближнюю розетку и начинаю заново. Проходит не меньше пятнадцати минут, прежде чем девочка, наконец, поворачивается и смотрит в мою сторону, прижимаясь лицом к стеклу. Даже если она не может разглядеть меня за ставнями, все равно поймет, что здесь кто-то есть. Через несколько мгновений она прикладывает ладонь к окну, словно в знак приветствия.

Меня переполняют эмоции. Это первый человек за два года, кроме Нины, с которым мне удалось пообщаться. Наконец-то хоть кто-то за пределами этого дома будет знать, что я существую! Я с трудом сдерживаю слезы.

Малышка водит ладонью из стороны в сторону, будто машет. А потом скрывается из виду, и в ее комнате становится немного темнее. Прищуриваюсь, чтобы рассмотреть, что происходит, но тут она начинает включать и выключать свет, как я, а затем возвращается к окну, и я проделываю то же самое со своей лампой. Теперь я практически рыдаю.

Дверь в ее комнату распахивается, и на пороге вырастает мать, видимо, недовольная, что ее наказанная дочь играет со светом. Она хватает малышку за руку, свет гаснет, и я больше ничего не вижу.

Даю себе слово, что помогу этому ребенку, чего бы мне это ни стоило. И, возможно, она тоже сможет мне помочь. Потому что одна я не справлюсь.

— Идем! Я должна тебе что-то показать, — настойчиво твердит Мэгги, едва завидев меня. Она спешит к окну, гремя цепью, как призрак. — Ну иди же!

Несмотря на синяк и выбитый зуб, я решила, что сегодня вечером мы должны вернуться к привычному порядку и поужинать вместе. Это наша первая встреча лицом к лицу после того инцидента, случившегося десять дней назад. Я ожидала от нее чего угодно, только не такого приема, поэтому не странно, что я в растерянности застыла на месте.

С привычным подозрением осматриваю комнату. Пуф придвинут к окну, обивка изрядно примята. Все остальное выглядит как обычно. Но я не спешу расслабляться. Жизнь научила не доверять первому впечатлению. Хотя вряд ли, конечно, она рискнет повторить ту же ошибку.

— Что там? — отвечаю я, вытаскивая из кармана ключ от скобы.

Мэгги не реагирует. Стоит у ставен и показывает на дом, расположенный напротив коттеджа Элси.

— Видишь вон то окно? — спрашивает она, указывая на стекло, наполовину замазанное белой краской. — Я могу заглянуть в комнату.

— Ого, вот это новости! — фыркаю я. — Куда мне позвонить? В «Дейли мейл» или в Си-эн-эн?

— Дослушай сначала, — огрызается Мэгги и тут же спохватывается, понимая свою оплошность.

Я пропускаю ее грубость мимо ушей.

— Хорошо, продолжай.

— Ты знаешь семью, которая там живет?

— Здоровалась пару раз на улице, но внимания особо не обращала.

— Вчера вечером я видела, как мать ударила свою маленькую дочь.

— В смысле «ударила»?

— В самом прямом.

— Шлепнула по попе или дала подзатыльник?

— Она ударила свою дочь по лицу так, что та отлетела, ударилась о стену и упала на пол.

Мои волосы встают дыбом. Я не терплю жестокости по отношению к детям, животным и старикам (понимаю, что из моих уст это звучит весьма странно). Подхожу к окну, чтобы лучше разглядеть комнату за окном.

— Ты уверена, что не ошиблась?

— Совершенно уверена! Так все и было.

— Видела своими глазами?

Мэгги колеблется долю секунды — слишком долго, на мой взгляд.

— Я еще не выжила из ума, несмотря на то, что ты всем про меня болтаешь, — бросает она. Похоже, мои слова ее задели. — Малышка просидела одна в запертой комнате всю ночь до сегодняшнего утра. С ней плохо обращаются.

Мэгги перехватывает мой взгляд. Нам обеим очевидно сходство между ситуациями, в которых оказалась она и эта бедная девочка. Разница лишь в том, что ребенок ничем не мог заслужить подобного обращения.

— Ты видела ее сегодня вечером? — спрашиваю я.

— Мать снова заперла ее примерно час назад. Потом пришел отец и выпустил. Мы должны что-то сделать, Нина.

Если Мэгги не врет, тогда действительно надо действовать: нельзя, чтобы ребенок страдал. Но вдруг она ошибается? Или обманывает, надеясь сбежать каким-то хитрым способом? Неужели она способна играть на таких святых чувствах?

— Сейчас вернусь, — говорю я и ухожу, однако задерживаюсь у двери в поисках знака, что это лишь спектакль, разыгранный с целью обмануть меня.

Мэгги стоит, приклеившись к стеклу, и не обращает на меня никакого внимания. Похоже, говорит правду. По крайней мере, мне очень хочется ей верить.