Ведьма - Финбар Хокинс

Мы припали к ручью и, сложив ладони, жадно пили. Потом стояли в бегущей воде. Крики звучали в отдалении, не близко. Эти псы были медлительны.

Воробей вспорхнул на ветку над нами и закричал: «Сюда, сюда, сюда!» Дилл прислушалась, тяжело дыша. Ледяной ручей омывал наши ступни. Мы видели свое отражение в воде. Дилл – кожа да кости, бледнее утреннего молока, с черными и густыми, как гнездо грача, волосами. И я – повыше, щеки и руки покрыты веснушками, словно капельками коричневого дождя, волосы длинные и рыжие. Цвет гнева, как, бывало, говорила мать. И та песня, которую она пела мне, зазвучала в журчащей зеленой воде.

Дилл улыбнулась девочкам в отражении. Младшая помахала ей. Но старшая нахмурилась:

– Глупая. Сейчас не время играть. Пойдем.

Мы перешли ручей по гладким камням и, держась за корни, выбрались на берег. Я внимательно прислушалась. Псов слышно не было. Рука Дилл, мягкая и маленькая, как мышка, лежала в моей руке. Мы прошли через лес и спустя какое-то время увидели вдали дым, поднимающийся над городом, как волосы на ветру.

– Почему ты смотришь туда, Иви? – Дилл показала на город рукой, в которой сжимала черный камень.

– Потому что туда псы вернутся на ночлег.

А я клянусь, мама: я сделаю все, чтобы у них теперь не было отдыха. Если только после смерти.

Только тогда.

Дождь старался вымочить нас до нитки. Небо было свинцовым. Нужно было найти укрытие.

– Я промокла до костей, Иви.

– И я, Дилл. От этого не умирают.

Она кашлянула. Маленькая лягушка. Вечно мне приходится присматривать за ней, а ей бы все играть. Как доберемся до ковена, научится быть умнее.

Ферма Кроака ссутулилась на холме. Мы смотрели на нее, а дождь причесывал наши уставшие головы.

– Иви…

– Ш-ш-ш, Дилл. Подожди, послушай немного, ладно? – Я дернула ее за руку, призывая к тишине.

Она умолкла, шмыгнув носом. Окна фермы светились как желтые глаза кошки в ночи.

Я вслушивалась. Дождь все лил. Рука Дилл шевельнулась в моей. Я должна пристроить эту мышку, иначе ее прикончит дождь. А этому не бывать. Я поклялась матери, что присмотрю за ней. Она ведь еще ребенок. А я уже не ребенок, больше нет.

Тень мелькнула в окне. Значит, у нас был шанс отогреться. Я потянула Дилл за собой, и она пошла, что-то напевая себе под нос, несмотря на холод.

Мы побежали – через грязь и темень. Свет из окна падал на скользкие булыжники под нашими ногами. Дерево скрипнуло, словно умоляя, чтобы его впустили внутрь. Я заколотила в дверь, и звук разнесся эхом по грязному двору. Моя ладонь лежала на мокрой деревянной двери.

Ни звука, только шелест дождя.

Я знала эту ферму. Мы с матерью лечили здесь скот прошлым летом. Здесь не было опасности. И все равно я напряглась и крепче прижала к себе руку Дилл. Постучала снова.

Задвижка отъехала, и дверь приоткрылась. Мужское лицо – я помнила его, а он меня. Его взгляд метнулся в темноту, потом снова обратился ко мне.

– Что… Что вам нужно? – Он хотел показаться суровым, но я уловила его страх.

– Крыша над головой! – Я пыталась перекричать шум дождя. – Нам нужна крыша над головой… Джеймс Кроак.

Я вспомнила его имя, и старик заморгал.

– Я Ивлин. Это Дилл. – Вода мешала мне говорить.

– Здравствуй, Джеймс Кроак. – Дилл закашлялась.

– Я знаю, кто вы. – Он вгляделся в подступающую темноту. – Я не могу…

Кроак собрался закрыть дверь. Я удержала ее.

– Прошу… – Меня била дрожь, но я должна была оставаться сильной. Я должна была найти способ.

Дилл снова закашляла. Кроак посмотрел на нее.

– Где… ваша мать?

Он все понял, едва спросив.

Я подошла на шаг ближе, почувствовав, как свет и тепло коснулись моего лица.

– Они пришли за ней. Они… – Мое горло пронзила боль, словно я проглотила иглу. – Ее больше нет…

Дилл погладила мою дрожащую руку большим пальцем.

Старик смотрел на меня слезящимися голубыми глазами. Его язык ворочался во рту, он размышлял. Если он впустит нас, я знала – предстоит разговор.

Затем, молча, он отступил назад и открыл дверь шире. Дилл бросилась внутрь, протягивая руки к теплу, быстро, как маленькая мышка, которая счастлива оказаться дома.

– Благодарю тебя, старый добрый Джим. – Даже улыбка мелькнула на ее измученном лице.

– Ну, и ты входи, раз хочешь.

Он махнул рукой, узловатой, как дерево, скрипящее в его дворе. Я кивнула в благодарность за то, что он смягчился. И вошла в дом Кроака.

Тени прыгали по стенам, когда Кроак впустил нас и запер дверь. Мы вдохнули жар от очага в углу, запах овец, дыма и бульона. Я протянула ладонь к огню, ощутила горячую золу под пальцами.

Дилл подскочила ко мне, и камень в ее руке стукнулся о кладку над очагом. Она не выпускала камень, все нашептывала ему что-то.

Кроак, хромая, подошел к очагу. Его дыхание было неровным, когда он наполнял миску из котелка. Я смотрела, как подергивается его рот.

– Вот… – Его рука слегка дрожала.

– Спасибо, Джеймс Кроак.

Дилл склонилась над миской, из которой шел пар, окутывая ее мокрые волосы.

Еще одну такую же миску Кроак передал мне. Я пила бульон, ощущая вкус петрушки, моркови и репы, чувствуя, как он согревает меня изнутри. Скрипнул стул. Я опустила миску и увидела, что старик сел у огня и устремил взгляд в окно, а потом на нас. Наконец он заговорил, наконец приступил к разговору, как я и думала.

– Мне… жаль… Ваша мать нам помогала. Помогала здешним семьям…

Гнев поднялся во мне, как пар над котелком Кроака.

– Да, мать помогала вам… – И его бульон больше не был так сладок. – Но теперь она мертва. Из-за ее колдовства. Это ты хочешь сказать?