Бегство из Эдема - Патриция Гэфни

– Все это прекрасно, но не забудьте до начала следующей недели показать мне план нового этажа. Пусть это будут «синьки» или как вы их там называете. Во вторник я уезжаю из города.

Миссис Кокрейн перевела изумленный взгляд с мужа на Алекса и обратно.

– О чем речь?

Алекс расправил усы. Новое чудовищное требование Кокрейна, прозвучавшее всего час назад, ошеломило его настолько, что он до сих пор не пришел в себя. Его душило бешенство. Он даже не мог заставить себя заговорить об этом вслух.

– О надстройке, – ответил за него Бен. – Дом получается слишком низким, я хочу надстроить еще один этаж. Пожалуй, четырех хватит. Да, четыре – это как раз то, что нужно.

Он сложил руки на животе и так сильно откинулся на стуле, что передние ножки оторвались от пола.

Миссис Кокрейн сидела, неподвижно уставившись в тарелку. Алекс искоса следил за ней, Кокрейн пустился в рассуждения о конструктивных недостатках Таммани-холла[4]. Когда она наконец подняла голову, Алекс встретился с ней взглядом. Сомнений не осталось: в ее глазах явственно читалось сочувствие пополам с насмешкой.

Подали десерт. Кокрейн внезапно объявил, что после кофе он намерен пригласить джентльменов в казино Кэнфилда, находившееся в нескольких кварталах на той же улице, чтобы уточнить дальнейшие планы строительства нового дома. При этом само собой разумелось, что семейный экипаж будет его дожидаться.

– А ты, Сара, можешь вернуться домой в кэбе.

Алекс смущенно отвернулся. Существует ли предел хамству этого человека? Потом он вспомнил, что обещал встретиться с Констанцией в десять вечера после театра и отвезти ее в гости. Она и без того уже была на него в обиде, потому что он не взял ее с собой на этот ужин в ресторане, а Алекс так и не сумел ей втолковать, что приглашение любовницы на встречу с клиентом является проявлением дурного вкуса. Теперь придется улещивать ее подарками, а не то она еще неделю будет на него дуться. Ему уже не в первый раз приходило в голову, что он не настолько богат, чтобы содержать любовницу. Особенно такую, как Констанция с ее непомерными запросами.

– Отличная мысль! – воскликнул Огден с наигранным энтузиазмом.

Алекс прекрасно видел, что он притворяется. Торчать до полуночи в казино ему отнюдь не улыбалось. Чертов подхалим.

И опять раздался негромкий голос миссис Кокрейн:

– Бен, разве ты забыл, что сегодня день рождения Майкла? Утром ты ушел рано, пока он спал. Он тебя еще не видел. Может быть, мистер Огден и мистер Макуэйд примут приглашение на домашнюю вечеринку?

– Ничего я не забыл, но дела прежде всего. Увижу Майкла, когда вернусь, вручу ему свой подарок завтра. Купил сыну дробовик на день рождения, – пояснил Кокрейн. – Гладкоствольный, калибр четыре-десять. Первоклассная пушка.

Кофейная чашка задребезжала в руке у миссис Кокрейн, когда она поставила ее на блюдце.

– Ты, наверное, шутишь.

Мясистое лицо Кокрейна осталось невозмутимым, но Алексу показалось, что в его маленьких темно-карих глазках вспыхнула злоба.

– А в чем дело? – раздраженно спросил он.

– Майкл слишком мал, нельзя давать ему оружие! Бен, ради всего святого…

– Он уже большой.

Наступила неловкая пауза. Алекс старательно изучал ноготь своего большого пальца.

– Я говорю, что он уже вырос, – упрямо повторил Кокрейн. – Разве семилетнему мальчишке нельзя подарить ружье? По-моему, в самый раз.

– Да-да, конечно, – неуверенно произнес Огден. – В самый раз.

– Слышишь, Сара? А вы что скажете, Макуэйд? – Черт бы его побрал, этого сукина сына, – ему непременно требовалась единогласная поддержка! Алекс смотрел на него в упор, не отвечая, пока молчание за столом не стало невыносимым. Собственный голос, прозвучавший в полной тишине, показался ему чужим:

– Да, наверное. Семь лет – это вполне подходящий возраст.

Кокрейн стукнул кулаком по столу, как судья, выносящий приговор. Огден начал что-то рассказывать о своем четырехлетнем внуке. Чувствуя себя предателем, Алекс поднял голову и встретился взглядом с миссис Кокрейн. В ее глазах не было ни тени удивления, но он прочел в них презрение.

Когда официант принес счет, Кокрейн и Огден заспорили, кому платить, Алекс предложил найти кабриолет для миссис Кокрейн, и все встали из-за стола. Кокрейн потянулся за плащом жены, но она оказалась проворнее – первая подхватила плащ и крепко прижала его к груди обеими руками, отступив на шаг назад.

– Всего доброго, – попрощалась она с Огденом. – Рада была с вами повидаться.

Потом она что-то тихо сказала мужу, повернулась и направилась к выходу. Алекс последовал за ней.

Дождь прекратился, лужи на асфальте поблескивали в свете уличных фонарей, тянувшихся по обе стороны Пятой авеню. Алекс сделал наемному кабриолету, подъезжавшему со стороны 42-й улицы, знак остановиться, но когда карета поравнялась с ними, выяснилось, что она уже занята. Он вернулся на тротуар с извиняющейся улыбкой.

Заметно похолодало: миссис Кокрейн зябко поежилась и начала надевать плащ. Алекс взял его у нее из рук и помог ей. Ее светлые волосы были собраны в высокой прическе на макушке, но отдельные тонкие пряди выбились и упали на шею.

– Сегодня в воздухе пахнет весной, – тихо проговорила она.

Алексу казалось, что в воздухе пахнет ее тонкими, едва уловимыми духами.

– Да, – сказал он. – Сегодня утром я видел, как пролетают дикие гуси.

– Это добрый знак.

Он кивнул. Минута прошла в молчании. Алекс не знал, что сказать еще. Это было непривычно: с красивыми женщинами он обычно разливался соловьем.

– Я провел какое-то время в Лондоне, пока учился.

– Вам понравилось?

– Очень.

Последовала еще одна пауза.

– Я восемь лет не видела Англии.

– С тех пор, как вышли замуж?

– Да. Восемь лет.

Он сунул руки в карманы и, покачиваясь с каблука на носок, уставился на ярко освещенный вход в отель «Дельмонико» на другой стороне улицы, словно увидел в дверях нечто захватывающее.

– Я вырос в Калифорнии и тоже не был в родных местах с давних пор. Все мои родные умерли.

– Сочувствую вам. – Она отвернулась, вглядываясь в глубину широкого, сверкающего огнями проспекта. – Год назад я потеряла мать.

Алекс в ответ пробормотал соответствующие слова соболезнования. Разговор не клеился, и он в отчаянии бухнул первое, что пришло в голову:

– Она ведь была герцогиней? Кажется, кто-то мне об этом говорил.